Наташа прижала его к себе и поцеловала.

— Успокойся, все хорошо, успокойся, — повторяла она и вдруг расплакалась сама. Расплакалась от облегчения. Ее мальчик опять с ней. Они опять любят друг друга. Они больше никогда не расстанутся, что бы ни случилось.

Сережа, все еще плача, то прижимался к ней, то всматривался ей в глаза, а она гладила его волосы и повторяла:

— Все хорошо, все будет хорошо…

Она дала Сереже лекарство, которое оставил Аркадий Николаевич, и отправилась на кухню, чтобы прокипятить шприц и заодно приготовить что-нибудь поесть: она вдруг почувствовала, что ужасно голодна. Она разогрела вчерашний суп, достала тарелки и пошла к матери. Зинаида Федоровна спала. Наташа тихонько прикрыла за собой дверь, вернулась в кухню и налила суп Сереже и себе.

Однако есть ей пришлось в одиночестве, так как Сережа снова заснул. Впрочем, она и сама несколько переоценила свои возможности: есть она почти не могла. Проглотив пару ложек, она вдруг почувствовала, что хочет побыть одна, может быть, пройтись по улицам, может быть, даже зайти к Вере и рассказать о том, что произошло.

Наташа сделала Сереже укол, от которого тот даже не проснулся, она взяла плащ, вышла из дома и направилась в сторону Староконюшенного переулка.

На сей раз в подъезде дежурила сестра Людмилы Ивановны, которая ее хорошо знала. Она готова была пропустить Наташу, но та попросила разрешения позвонить, так как было уже около половины одиннадцатого, и она боялась беспокоить Веру без предварительного звонка.

Когда Наташа вышла из лифта, Вера уже ждала ее на площадке. Она попросила ее говорить тише, потому что спит отец, и провела в комнату, в которой Наташа уже была накануне. Вера показалась ей то ли усталой, то ли встревоженной. Она спросила:

— У вас все в порядке?

— Более или менее. А у вас?

Наташа помедлила.

— Не знаю даже, что сказать. Сегодня вечером убили Павловского.

— Что? — Вера вздрогнула и побледнела. — Откуда вы знаете?

Наташа помедлила.

— Дело в том…

— Ну? Говорите же!

— Я там была.

— Вы меня пугаете! Что значит — „была“?

— Нет, — усмехнулась Наташа, — я его не убивала. Я чуть не стала свидетелем.

— О Господи! — пробормотала Вера и в изнеможении опустилась на стул. — Как это случилось?

Наташа, все еще не решаясь, посмотрела Вере в глаза.

— Вера, я…

— Господи, да не тяните же!

— Я хотела убить его.

Вера дико посмотрела на нее.

— Я не шучу, — продолжала Наташа. — Я действительно пошла к нему, чтобы… Вы меня осуждаете?

Вера мрачно усмехнулась:

— Я бы сама убила его, если б могла!

— А я бы смогла. — Наташа упрямо сжала губы и с вызовом посмотрела на нее. — Я бы убила, но мне повезло — кто-то постарался вместо меня.

— Как это произошло?

— Мы договорились о встрече по телефону. Он попросил прийти через час. Он еще был живой и здоровый… Когда я пришла, дверь была не заперта. Я вошла, а он… он лежал на полу, в прихожей… в луже крови.

Вера смотрела на нее расширившимися от ужаса глазами.

— Вас кто-нибудь видел?

— Нет. Не знаю.

— Наташа, вспомни. Там кто-нибудь был? На лестнице, в подъезде?

— Нет. Но на площадке есть еще одна квартира… Меня могли видеть в глазок.

— В котором часу это было?

— В начале девятого.

— Боже мой…

— Знаете, Вера, вы были правы…

— В чем? Только, знаешь, давай на „ты“. Не против?

— Конечно, нет! — воскликнула Наташа, внезапно почувствовав облегчение. — Как хорошо, что я к тебе пришла! Ведь мне больше некому об этом рассказать… Ты была права, говоря, что он… В общем, он действительно чудовище. Это он начал приучать Сережу к наркотикам.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам рассказал мне об этом.

У Веры потемнели глаза.

— Значит, он получил то, что заслужил…

— Как ты думаешь, я должна позвонить в милицию?

— Зачем?!

— Чтобы сказать…

— Хочешь, чтобы тебя обвинили в убийстве?

— Но…

— Прошу тебя, не делай этого! Да и какой в этом смысл? Помочь ты им все равно не сможешь! Ведь ты никого не видела? — Вера пристально посмотрела ей в глаза.

— Да нет же!

— Вот видишь! Какой же смысл подставлять себя под удар? Тебе придется объяснить им, как ты там оказалась. И что ты скажешь? Надеюсь, ты не станешь откровенничать с ними, как со мной?

— Но ведь я могу быть свидетелем…

— Свидетелем чего?!

— Того, что это случилось между семью и восемью часами…

— Не будь наивной! Они прекрасно установят это сами.

— Ты думаешь?

— Уверена, — вздохнула Вера. — Лучше пойдем, я сварю тебе кофе. Или ты хочешь что-нибудь выпить?

— Не знаю… Уже, наверное, поздно?..

— Ничего, пойдем. Потом я провожу тебя домой. Только обещай, что никому ничего не скажешь.

— Как ты думаешь, кто это сделал?

Вера усмехнулась.

— Ну, судя по тому, что нам с тобой известны по крайней мере двое желающих, можно предположить, что их найдется еще немало…

— Думаешь, это сделала женщина?.. А мне кажется, его убил кто-то из своих. Кто-то, с кем он занимался наркобизнесом.

— Может, ты и права. Теперь понимаешь, что тебе нельзя в это лезть? Обещаешь?

— Обещаю. Какой странный сегодня день…

Когда Наташа вышла от Веры, была уже ночь. Наташа медленно шла по переулкам, вспоминая события сегодняшнего дня. „Вера права, — говорила она себе. — Ни в какую милицию мне идти нельзя. Я не могу рисковать собой, не имею права — на мне мама и Сережа. В конце концов, я ни в чем не виновата. Он сам выбрал себе судьбу“.

Она понимала, что должна собрать все свое мужество, чтобы жить дальше: ответственность за Сережу и за мать полностью лежит на ней. Она не имеет права распускаться, не имеет права думать о себе. Она должна как можно скорее забыть все, что с ней произошло, забыть Париж, забыть всю эту жалкую историю с Филиппом, перестать себя изводить. Теперь она должна думать о своем сыне: кроме нее, у Сережи никого нет. Они оба многое пережили за эти дни, и хотя опыт у каждого был свой, они любили и нуждались друг в друге. Главное, что она не совершила этого ужасного преступления: чудо спасло ее.