– Ты прямо рекордсменка, – восхищались мы, – повышаешь удои.

– Смейтесь-смейтесь, – бухтела она и делала свое дело. И теперь я смотрела на нее и мечтала овладеть этим искусством, так как сама не могла прикоснуться к груди без того, чтобы не разрыдаться от боли.

– Женщина, дорогая, вы что? Мастита захотели? – завопила докторша, глядя на меня наутро. – Вот так надо, вот так.

– Нет! – она сделала что-то такое, что молоко из меня брызнуло во все стороны, но боль была столь ужасна, что я разрыдалась. Она посмотрела на меня, почесала что-то у себя в голове и ушла. Через десять минут мне принесли ЕГО. Маленького принца, уже без очков и в толстом плотном кульке из одеяла. Он орал и вертел маленькой волосатой головой.

– Что мне с ним делать? – спросила я, когда мне положили его на колени. Впрочем, он так исчерпывающе показал, что бы хотел, чтобы я с ним сделала, что я засмеялась. Он всю свою крохотную головенку развернул в сторону меня и так выразительно зачмокал губами, что сомнений не оставалось. Я обнажила аппарат и поднесла к его малюсеньким губкам. Позднее многие мне рассказывали, что у них были проблемы с установлением грудного вскармливания. Мол, дети грудь не брали, молоко не сосали и вели себя всячески плохо и аморально. Я этих проблем так и не узнала. Максим в течение трех секунд сцапал сосок и зачмокал так, что у меня грудь затрещала.

– Что ж ты делаешь? Ведь оторвешь! – притворно возмущалась я, но он не слушал. Только пару раз оторвался от явно пришедшегося по душе дела и посмотрел на меня своими еще мутными, кажется, голубыми, глазами с укором. Мол, где ж ты раньше была? Что ж ты за мать?

– Вот ведь мужик. Вцепился, не оторвешь, – восхитились соседки. С тех пор и до самой выписки я занималась исключительно либо приготовлением к кормлению, либо восстановлением после него. Впрочем, до выписки оставалось всего ничего. Так в начале сентября я выписалась домой, пролежав в роддоме всего семь дней. Меня сопровождали Дарья, папа и Алина. С утра я собралась сама, а потом в выписную мне принесли мальчишку и сумку с тряпочками, которые передали подруги. Я-то ведь так и не успела купить приданое. Ни одного плевого ползунка, тем более коляски или, не приведи господи, манежа. И теперь доставала выбранные Дашкиными глазами маленькие кофточку, штанишки, пеленку и одеяло, я думала о том, что все-то в жизни происходит не так, как нам хочется. Но что если бы все было в точном соответствии с нашими представлениями о лучшем для себе, много на свете не случилось бы. Не произошли бы великие перевороты, ученые не изобретали бы вечные двигатели и велосипеды, не было бы чудесных мест типа Диснейленда. Всего того, что делается в порыве безумия или вдохновения не было бы и никогда не создавалось, а мы бы сидели все в одинаково комфортабельных маленьких домиках на окраинах больших городов и тихо стрелялись бы с тоски и скуки. И слава создателю, что он выдумал неожиданности. И нелепые повороты судьбы, и трагедии, из-за которых мы льем столько слез. Если бы я не упала в эту мою злополучную пропасть и не пошла навстречу глупым и необдуманным отношениям с Пашей, то, возможно, я по прежнему бы получала деньги у Рафика Аганесова и тратила их на кабаки и тряпки. Хотя, постойте. Нет! Все равно случился бы дефолт и я оказалась бы на улице без работы. Но зато теперь у меня есть самый главный мужчина моей жизни, который лежит передо мной на пеленальном столике и дергает голенькими ножками. А я стою, как дура и не представляю, как нацепить на него этот памперс. Липучками вниз, вверх или вбок? Или сзади? Ерунда, я прицепила как-нибудь и тяп-ляп завернула его в одеяло.

– Лариска! Поздравляю!

– Какой милый малыш! – причитали на все лады подруги, а мой папа молчаливо улыбался всю дорогу и следил, чтобы нам не сквозило, и чтобы сильно не тормозили, и чтобы мы не слишком громко говорили и не разбудили ребенка, который проснулся и все равно принялся орать и изводить нас визгом.

– Просто он хочет есть, – пояснила я и представила, как буду кормить его прямо на своей любимой кровати и как мы с ним будем спать вместе. И он уткнется своим красивым маленьким носиком мне в грудь. Теплая волна благодарности наполнила меня. Я была уже вполне готова согласиться с Дашей. Да, мир справедлив, как ни крути. Только самым лучшим из нас он дарит таких красивых и любимых маленьких мальчиков. Значит, выше нос. Я – самая лучшая!

Лирика-лирикой, однако через пару дней после моего триумфального возвращения домой выяснилось, что таки да, самым лучшим дарят мальчиков. Но на что мальчикам покупать памперсы и слюнявчики – это не божественная забота. И с этим придется разбираться самой. Хорошо, что у меня есть молоко и я могу обеспечить ему прокорм бюстом. Говорят, так можно протянуть около года, а там, глядишь, что-то и переломится. Причин унывать и стенать, заламывая руки я не видела. Разве что одну. Я ни черта не умела. Абсолютно. Завертывание в пеленку куклы в родительской школе не дало никаких результатов и когда дома мне вручили сына со словами: «Ой, он кажется сделал а-а», я растерялась. Он сделал «а-а», отлично, я за него рада, но что делать мне? Мало того, что я впервые беру что-то в руки, что называют «твой сын», так еще и его «а-а» отныне – мои проблемы.

– Вымой ему попу, – посоветовала опытная мама и отбыла на работу. И я завертелась. Много ли нужно недельному человеку? Я подумала, что он должен в основном спать и есть, а остальное время оставит мне. Вот тут я сильно ошибалась. Полчаса минимум у меня занял процесс ликвидации последствий «а-а». Я руководствовалась книгой, в которой все пункты были изображены графически и четко разъяснены. Когда все уже практически было окончено, меня накрыл пункт «протрите все, что найдете ваткой, смоченной в слегка остуженной кипяченой воде». Проблема встала во весь рост. Ни ватки, ни кипяченой воды, тем более остуженной, тем более слегка, у меня не было. И вот тогда, именно в этот момент я совершила поступок, повлиявший на весь дальнейший стиль наших отношений с Максимом Максимовичем. Какой? Я на этот пункт забила. Я не побежала кипятить чайник, утрясая орущего ребенка второй рукой. Я не закричала «караул». Я сказала ему:

– Придется тебе мыться как все. Хоть ты и самый крутой мальчик, но согласись, что несправедливо мне мыться под хлорированной водой из крана, а тебе под дистиллированной. О’кей?

– О’кей, – чихнул мне Макс и зачавкал. Впоследствии я еще много на что забила. Я не стала следовать инструкции в книге и гладить пеленки с двух сторон. Скажу откровенно, я не гладила их даже с одной стороны. Они сушились на веревочках в кухне и я сдирала их прямо оттуда и сразу применяла в упаковку. Макс с завидным упорством возвращал их обратно на веревочку. Тогда я вознесла хвалу создателю за то, что он создал гениального человека. Автора и конструктора автоматических стиральных машин.

– Ларочка, он же может подцепить вирус! Надо же хоть немного гладить, – охала мама.

– Это я могу подцепить вирус, если недосплю. А наш Индезит стирает при девяноста градусах по старику Цельсию. В таких условиях сдохнет любой блох, – отмазывалась я и заваливалась к Максу под бочок. Его детская кроватка, подарок Марго, стояла сиротливо в углу, и чтобы ей не было совсем грустно, я свалила туда памперсы и тряпки сына. Но спала я с ним вместе несмотря на угрожающие вопли и обещания разнообразных жутких последствий со стороны мамы и ее подруг.