— Вы хотели бы, чтобы он сказал?

— Это могло бы помочь.

Он сделал еще шаг в гостиную.

— Если хотите, я осмотрю рану. Я посмотрел на голубую рубашку, она уже стала красной, напитавшись кровью.

— Я хирург, — объяснил он. — Ухо, горло, нос, другие области по необходимости.

— Тогда зашейте, — засмеялся я.

Он кивнул, спустился к себе и вернулся с небольшим плоским кейсом, где лежали его инструменты. Сосед использовал не иглы, а скобки. Нож оставил на моей коже рану неглубокую, но сильно кровоточащую, как при порезе во время бритья. Когда операция закончилась, осталась тонкая красная полоска, которую он заклеил пластырем.

— Вам повезло, — заметил он.

— Да.

— И часто вам приходится так? Я имею в виду, бороться за свою жизнь.

— Очень редко.

— Мой гонорар за профессиональные услуги включает и несколько большую разговорчивость. Я сухо улыбнулся.

— Хорошо. Почему этот тип напал на меня, не знаю, хотя, наверно, есть кто-то, не желающий, чтобы расследовали его проделки.

— Святые небеса! — Он с любопытством смотрел на меня. — Частный детектив? Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро?

— Ничего особенно романтичного. Я работаю для Жокейского клуба, на скачках. Большей частью расследую мелкие мошенничества.

— Это, — он показал рукой на мою грудь, на нож и на перья из подушки, летавшие по комнате, — не похоже на мелкое мошенничество.

Не похоже. И даже не похоже на строгое предупреждение. Скорее это бескомпромиссный и окончательный приговор.

Я переоделся, и мы пошли в кафе поужинать. Он попросил называть его Чарльз, и домой мы вернулись друзьями. Когда я поднялся к себе и немного привел в порядок квартиру, то вспомнил, что так и не позвонил в полицию.

На следующее утро в одиннадцать двадцать пять я вылетел в Норвегию. Среди бритвенных приборов в черном кожаном несессере лежал завернутый в полиэтилен нож. Обычный охотничий нож с двусторонним лезвием, которым снимают шкуру и разделывают тушу. Обе стороны лезвия были заточены, как бритва, и острие можно было бы использовать вместо иглы. Профессиональная работа: любитель не сумел бы так наточить нож с помощью обычного бруска.

Роговая рукоятка тоже не того сорта, какие продают в сувенирных ларьках для туристов, ее делали, как говорится, по руке владельца. Между рукояткой и лезвием выступала короткая серебряная полоса, еще один рычаг для пальцев. Но нигде не было ни крови, ни отпечатков пальцев. На лезвии ближе к рукоятке виднелись слова:

"Norsk Stab.

Его владелец, разумеется, собирался оставить в квартире не нож, а мертвое тело за закрытой дверью, которое никто бы не обнаружил минимум в течение двадцати четырех часов.

Он не выслеживал меня на улице, он ждал в доме, поднялся по лестнице на этаж выше и терпеливо сидел, пока я не пришел.

Во время завтрака я обошел трех остальных жильцов дома, спрашивая, не видели ли они моего визитера на лестнице и не впускали ли его в парадную дверь? Я ждал, что они с неприязнью встретят мой вопрос, но они охотно пустились в предположения. Один из них сказал, что визитер мог войти, когда кто-то из жильцов уходил, и что вряд ли его стали бы останавливать. Никто из них его не помнил, но жилец с первого этажа объяснил, что в среду приезжает машина из прачечной, и визитер мог войти вместе с посыльным, когда тот привез белье и, оставив его в вестибюле, забрал там же узлы с грязным.

Во внешности визитера с ножом не было ничего подозрительного или примечательного. Лицо как лицо, волосы темно-русые, глаза карие. Возраст — лет тридцать. Темно-серые брюки, хорошо сшитый синий пиджак, похожий на морской китель, из-под него выглядывает чистый воротничок и даже галстук. Вполне внушающий доверие соседям вид. Немного даже слишком официальный.

Самолет приземлился вовремя, и я взял такси, чтобы ехать на ипподром. За две с половиной недели после моего отъезда ничего не изменилось: ни погода, ни участники скачек, ни зрители. И в первые же полчаса я увидел все знакомые лица: Гуннара Холта, Падди О'Флагерти. Пера Бьорна Сэндвика, Рольфа Торпа и Ларса Бальтзерсена. Арне весь просиял, увидев меня, и пригласил почаще приезжать к ним. Я провел с ним почти всю вторую половину дня, отчасти по собственному выбору, отчасти потому, что Бальтзерсен как председатель был занят. Арне рассказал, что, хотя он сам лично очень рад видеть меня, многие члены комитета возражали против предложения Бальтзерсена снова пригласить следователя из Англии.

— Ларе сообщил нам на заседании комитета во вторник, что ты точно пообещал приехать сегодня, и это вызвало шумные споры. Если бы ты их слышал! Ларе сказал, что комитет оплатит вам дорогу и все расходы, как в прошлый раз, и половина стюардов заявили, что непростительно тратить такие большие деньги.

Он внезапно замолчал, будто решив не повторять то, что в действительности было сказано.

— Меня легко было убедить остаться дома, — вздохнул я и подумал: убедить словом, а не ножом.

— Несколько членов комитета рассердились, что Ларе принимает такие решения без голосования, мол, он не имеет права.

— И Ларе?

Арне пожал плечами.

— Он хочет, чтобы смерть Боба Шермана получила объяснение, остальные хотят просто забыть.

— А ты?

Арне немного поморгал.

— Понимаешь, для меня бы тоже лучше забыть. И совершенно ясно, почему. — Он усмехнулся. — Ларе — председатель комитета, ты главный следователь, а я всего лишь чиновник, отвечающий за безопасность, у которого из-под носа украли деньги.

Никто тебя не упрекает, — улыбнулся я.

— Вероятно, упрекают.

При своей нетерпимости к ротозейству я подумал, что они определенно должны упрекать, но покачал головой и переменил тему разговора.

— Ларе говорил тебе о нападении на Эмму Шерман и о том, что она потеряла ребенка?

— Да. Бедная женщина. — В его тоне было больше формальной вежливости, чем искреннего сочувствия. Наверно, те, кто не видел ее в таком состоянии, как я, не смогут понять, как она страдала. И я сознавал, что в основном из-за Эммы приехал в Норвегию второй раз. Нельзя позволить, чтобы преступник, нанесший такой вред другому человеческому существу, остался безнаказанным. Как это ни странно, но тот факт, что какие-то люди убили Боба и пытались избавиться от меня, был как бы на втором месте. Возможно, удастся спасти будущие жертвы. Если не вырвать сорняки вокруг цветочной клумбы, они полонят весь сад.

Рольф Торп в плохом настроении ходил взад-вперед. Оказывается, его лошадь сегодня утром подвернула ногу, а тренер не предупредил его, что она не сможет участвовать в скачках. Он уехал после обеда из своего офиса, хотя его присутствие было обязательно, а без него сотрудники ничего конструктивного не достигли.