Она скривила мордочку, чему я тихо порадовалась – это значило, что мне больше достанется.

– Думаю, нам она не пригодится. Ехать чуть больше часа, а тетя Пенелопа ждет нас на обед. – Она окинула меня взглядом. – До сих пор не понимаю, почему Колин не пришел. Он говорил, что ему интересно помочь нам в расследовании, и вроде бы это его действительно увлекло.

Я не ответила, продолжая сосредоточенно смотреть на стремительно исчезающий асфальт перед нами. Сквозь ветер я расслышала, как она вздохнула.

– Он что, не знает?

Я отвернулась, чтобы она не увидела виноватого выражения моего лица.

– Когда я предложила попросить его мать помочь нам найти Еву, Колин сказал, что это хорошая мысль, но, наверное, стоит подождать до выходных из-за его работы. А я ждать не хотела, поэтому позвонила тебе.

И это было чистейшей правдой. Правда, я не упомянула, что не хотела проводить времени с Колином больше, чем необходимо. Было между нами что-то неразрешенное, туман, который вот-вот мог рассеяться. Меня все устраивало в нынешнем виде, потому что в Колине Элиоте всегда было нечто способное изменить мое решение, касающееся взаимоотношений.

– Значит, я оказалась злодейкой. Умно, Мэдди. Или, скорее, даже вероломно.

– Я пытаюсь сделать свою работу и осчастливить старую леди, найдя ее давно потерянную подругу. Где тут вероломство?

Арабелла состроила рожицу.

– Мы обе с тобой знаем, что тут скорее дело в тебе и тех чувствах, о которых ты не говоришь. Просто знай, что Колин не обрадуется, когда узнает, что ты действуешь у него за спиной.

– Я? – с невинным видом переспросила я. – Это же ты звонила его матери.

Она свирепо зыркнула на меня, а затем сосредоточилась на дороге.

Чтобы поменять тему, я произнесла:

– Я никогда не была в загородном доме его родителей. Он старый?

– Да, довольно-таки старый. Изначально на территории стояло средневековое поместье, но в шестнадцатом веке родоначальник Сейнт-Джонов построил этот дом. И он с тех пор всегда принадлежал семье.

– Ух ты. А я-то думала, что дом моего деда старый. Его построили в середине девятнадцатого века.

– Все равно довольно старый по американским меркам, – снисходительно проговорила Арабелла. – Но держу пари, Овенден-Парк видел побольше почетных гостей.

– Овенден-Парк? У дома Колина есть название?

– О да. А еще есть молочная ферма. Вообще-то дом называется Овенден-Холл, а все остальное поместье – Овенден-Парк. Мы можем сходить погладить парочку коров, если будет время. Ты же слышала об овенденском мороженом?

Она съезжала с дороги, дав мне несколько секунд подумать.

– Почему я раньше ничего об этом не слышала?

– Ты же никогда и не спрашивала, так ведь? Ты и о себе не особенно откровенничаешь. Если бы не твой акцент и не моя удивительная способность к дедукции, мы бы даже не узнали, что ты из Америки. Что касается Колина… ну, у него тоже свои причины. Хорошо, что у вас двоих есть я, иначе вы бы никогда не познакомились.

Я молчала, пока она маневрировала по узкой улочке, окруженной с обеих сторон густой живой изгородью, которая грозила оторвать наружные зеркала.

– Ты упомянула почетных гостей.

– Ну, как-то раз приходила Королева Елизавета Первая, и пару раз, по-моему, ее наследник – Король Яков Первый.

– Твоя взяла, – сказала я. – Генерал Шерман со своей армией промаршировал мимо дома моего деда во время похода к морю в Гражданскую войну, но не остановился там. По крайней мере, я об этом ничего не знаю. И он не поджег дом [8], что было довольно мило с его стороны. Легенда гласит, что моя пра-пра-бог-ее-знает-какая-бабушка встретила его с метлой в руках на крыльце, и он был так поражен ее отвагой и красотой, что приказал не причинять вреда дому и его жильцам.

– Ну, это уже кое-что, – с ослепительной улыбкой заявила Арабелла.

– Да, наверное, – проговорила я. От мысли о доме защемило сердце, и именно в этот момент снова зажужжал мой телефон.

– Не возьмешь? – спросила Арабелла.

Я отключила звук и убрала телефон в сумочку.

– Не сейчас. Позвоню ей позже.

– Ей?

– Моей тете Кэсси.

– Твоей тете Кэсси? Так у тебя есть тетя?

– Сестра моей матери. Я о ней точно рассказывала. Она теперь живет в доме моего деда. – Я подалась вперед и посмотрела сквозь ветровое стекло. – Долго еще? Я с голоду умираю.

– Нет, вроде не упоминала. Наверное, что-то срочное, раз она продолжает звонить. Мы уже почти приехали, но я могу ехать помедленнее – ты как раз сможешь перезвонить.

Я вздохнула.

– Это не срочно. Она просто хочет узнать, приеду ли я на Рождество. Моя сестра выходит замуж.

– По мне, ответ несложный, – сказала Арабелла, останавливая машину перед воротами, за которыми пасся скот.

– Я открою, – ответила я, желая закончить разговор. Арабелла отлично умела копаться в душе. Я же получила достаточно профессиональной терапии и знала: то, что во мне не так, исправить нельзя. Выйдя из машины, я вдохнула знакомый аромат пропитанной солнцем травы и еще один запах, который, видимо, относился к коровам. Не совсем уж неприятный, но определенно грубее привычного. Я отперла ворота и вернулась в машину, избегая взгляда Арабеллы, уверенная, что она все еще ждет объяснения, почему я не хочу ехать домой.

Мы не произнесли ни слова, пока ехали по гравийной дороге, снизив скорость из-за камешков, царапающих красную краску «БМВ». Затем за изгибом дороги появился дом, и я – что со мной случалось крайне редко – потеряла дар речи. Это был даже не дом, а скорее монастырь, как в «Аббатстве Даунтон»: белокаменный, с многочисленными флигелями по обе стороны от главного входа, шестью дымовыми трубами и с таким количеством крутых фронтонов на двускатной крыше, что их трудно пересчитать. Окон с множеством маленьких секций было больше, чем камня, и я тут же представила себе счет за тепло зимой.

Арабелла въехала на широкую круговую дорожку и припарковалась перед главным входом, расположенным под массивным полуфронтоном и рифленым веерным окном. Стоящие вплотную к дому каменные колонны с каннелюрами обрамляли дверь и при этом совершенно не контрастировали с яркостью, которую придавали входу расположенные по обе стороны от него горшки с живыми цветами. К двери поднимались две истертые мраморные ступени, и прежде чем я смогла предложить войти через задний вход, дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая стройная женщина под семьдесят. Она была одета в штаны для верховой езды и белую блузку на пуговицах; на ее морщинистом лице играла широкая приветливая улыбка. Я вспомнила, что родители Колина были старше, хотя в этой женщине чувствовалась моложавость, не вяжущаяся с возрастом. На штанах для верховой езды виднелись пятна грязи, но вместо сапог для езды она надела сабо.