Рядом с ней я чувствую, что живу.

Мною даже начинают интересоваться мальчики. Моя вызывающая одежда вместе с подмоченной репутацией делают свое дело: парни больше не отворачиваются, когда я иду по коридору. Некоторые даже мне подмигивают, а мне, идиотке, это льстит. Дженнифер подталкивает меня к ним. Оказывается, для нее очень выгодно иметь в подружках такую, как я. Она меняет приятелей как перчатки, а я теперь могу всюду ходить с ней. Она встречается с самым симпатичным мальчиком в квартале? Меня пристраивают в пару к его лучшему другу. За несколько месяцев я перецеловалась с двумя десятками мальчиков, хотя ни к одному из них не испытывала симпатии и не получала от этого удовольствия, не считая чувства удовлетворения от реванша. Вчера я для всех была отвратительной, а сегодня я привлекательная, лучше и быть не может, верно? Но лапать себя я никому не позволяю. Поцелуи — терплю, но это — тот минимум, который я допускаю, чтобы Дженнифер не злилась, чтобы быть как все, чтобы гулять по городку в обнимку с темноволосым красавчиком… Остальное вызывает у меня жуткое отвращение. Впрочем, надо признать, что я со своими кавалерами не успеваю зайти дальше поцелуев: Дженнифер меняет привязанности со скоростью света, одного хватает на час, другого — на вечер. Она, словно бабочка, порхает от одного к другому, то ей симпатичен один, то другой, и подразумевается, что я должна поступать так же. Что ж, следующий!

Да Крус играл со мной, словно я — вещь, теперь пришла моя очередь! По крайней мере, так я говорю себе, чтобы обрести уверенность. И все же иногда мне самой от себя тошно. У меня появляется смутное подозрение, что я не хозяйка своих мыслей и поступков, но я продолжаю упрямо копировать Дженнифер. Я делаю это, чтобы нравиться, чтобы быть своей в группе. Но в моменты проблеска сознания я совсем расклеиваюсь. В горле стоит комок, и, чтобы подавить тошноту, я сжимаю себе шею все сильней и сильней, пока перед глазами не начинают кружиться звездочки. Ради чего мне просыпаться завтра утром? Однако мне не хватает храбрости, я разжимаю пальцы и проваливаюсь в сон.

С каждым месяцем вихрь уносит меня все дальше. Теперь я встречаюсь с мальчиком по имени Дэвид, хорошим приятелем Дженнифер. На этот раз все серьезно: я бываю у него в гостях, он — у меня. Мы были настоящей маленькой парой, по крайней мере, я была достаточно наивна, чтобы так думать, пока он не произнес в разговоре с несколькими своими приятелями фразу, которую Дженнифер поторопилась пересказать мне:

— Если Морган не переспит со мной до воскресенья, я ее брошу!

Оказалось, друзья над ним насмехались. Они доставали его вопросами, уложил он уже меня в постель или нет, а он, естественно, стыдился того, что у него никак не получается добиться желаемого. Морган, которую все считают легкодоступной, должна дать ему то, что он хочет! Если нет — все, любви конец!

Выходит, моя судьба должна была решиться в течение недели. Как только я осознаю это, обжигающе горячие слезы льются из моих глаз. Я плачу от разочарования, но еще — потому что я в панике. Я строила из себя женщину-вамп, я делала вид, что отношусь к числу девушек со «свободными взглядами», и теперь стала заложницей собственной игры: Дэвид мне поверил и хочет свою долю. Вот только я ни с кем не собираюсь заниматься сексом. Я слишком молода, мне слишком страшно, и одна мысль о половом акте переносит меня под ели, я чувствую толчки Да Круса в себе, и у меня появляются позывы к рвоте. Утонув в бездонной тоске, я размышляю. Я говорю себе, рыдая, что никогда ни с кем не захочу заниматься любовью, настолько глубока травма, нанесенная мне Да Крусом, что у меня никогда не будет детей, что я никогда не найду парня, который будет относиться ко мне с уважением. Потому что Дэвид, как и остальные, обращается со мной как с половой тряпкой: если он готов порвать со мной из-за такой мелочи, значит, я ему совершенно безразлична.

Так оно, конечно, и есть.

Однажды вечером он приходит ко мне и, едва чмокнув меня в щеку, достает из кармана презерватив. Это мой последний шанс сохранить отношения, я это осознаю и все-таки даю ему понять, что меня это не интересует. Он расстроен, даже рассержен. Я пытаюсь взять его за руку, однако он отстраняется, он на меня даже не смотрит. Он все еще рядом со мной, но мыслями — далеко. И тогда я, не понимая, зачем это делаю, немного уступаю ему. Для меня это — слишком, для него — недостаточно. Мы не занимаемся любовью, нет, но в этот раз и еще несколько раз я делаю для него то же самое, что меня заставил делать Да Крус. Мне это настолько отвратительно, что мое тело говорит за меня: меня тошнит и воротит с души, однако я снова и снова иду на этот скабрезный компромисс. Так я пытаюсь получить отсрочку. Только бы Дэвид меня не бросил…

Я всем сердцем надеюсь, что он в конце концов полюбит меня, но этого не происходит.

— Давай, делай!

Когда ему хочется, чтобы я им занялась, он говорит эти два слова, и я соглашаюсь, испытывая отвращение и к нему, и к себе. Мне кажется, что выбора нет, я подчиняюсь, ощущая себя в замкнутом круге, из которого нет ни единой лазейки. И начертал для меня этот отвратительный путь не кто иной, как Да Крус.

Мой насильник победил. Не отдавая себе в том отчета, я продолжаю действовать по его команде — я подчиняюсь чужим желаниям. Не оставляя себе права выбора. Я делаю то, что мне приказывают. Жонглируя мальчиками, я убедила себя, что теперь контролирую ситуацию. Оказалось, это — иллюзия. На самом деле я считаю свое тело инструментом, как и Да Крус. Я была живой куклой, ею и остаюсь. Вчера я была послушной, потому что боялась смерти, а сегодня — потому что боюсь жить. Я страшно боюсь, что меня не будут любить, считать своей в компании, боюсь потерять расположение моих приятелей, боюсь «социальной смерти», которая для такого закомплексованного подростка, как я, почти равноценна настоящей. Мне кажется, что я ничего не стою, и внешность — моя единственная сильная сторона, единственный способ вызвать интерес окружающих. Получается, что я отношусь к себе так же, как ко мне отнесся Да Крус, — как к вещи. Я смотрю на себя его глазами. Я себя не уважаю, издеваюсь над собой, пытаюсь задушить себя, совсем как он в тот день. Став своим палачом, я рою себе могилу.

В коллеже моя репутация ухудшается. Дэвид порвал со мной, потому что так и не получил полноценного секса, а теперь кричит на каждом углу, что все у нас было, и другие мальчики начинают ему вторить. Раздуваясь от гордости, совершенно незнакомые мне парни хвастаются, что тоже со мной спали. Мне — четырнадцать, я никогда не занималась любовью, но выясняется, что тем, кто спал со мной, счету нет!

А я даже не пытаюсь ничего отрицать.

Потому что чем активнее я опровергаю слухи, тем больше надо мной издеваются. Это так патетично — девочка, бьющаяся в сетях людской молвы! И вот я сдаюсь. Думайте что хотите, однако получается, что, согласившись примерить отвратительный образ шлюшки, который я сама и создала, я понимаю, что мне больше верят. Серьезные девочки смотрят на меня с презрением, хорошие мальчики — с жалостью, но, по крайней мере, меня теперь не травят, как раньше. Я теперь — не жертва изнасилования, не «страшилка», не преданная собачка Дженнифер. В коллеже я наконец стала кем-то, пускай даже кем-то плохим, не страшно! Я — потаскушка, иначе меня и не называют. И в коллеже, и вне его.