Весьма любопытная сцена произошла у Соньки в момент ее последней встречи с В.М. Дорошевичем, когда ей удалось хитростью ускользнуть из дома. Они встретились на улице, за околицей. Я приведу этот эпизод полностью, как об этом написал В.М. Дорошевич.

«— Благодарю вас, что пришли. Бога ради простите, что побеспокоила. Мне хотелось вам сказать, но при нем нельзя. Вы видели, что это за человек. С какими людьми мне приходилось быть знакомой, и вот теперь… Грубый, необразованный человек — все, что заработаю — проигрывает, прогуливает! Бьет, тиранит… Э, да что и говорить?

У нее на глазах появились слезы.

— Да вы бы бросили его!

— Не могу. Вы знаете, чем я занимаюсь. Пить, есть нужно. А разве в моих делах можно обойтись без мужчины? Вы знаете, какой народ здесь? А его боятся: он кого угодно за двугривенный убьет. Вы говорите — разойтись… если б вызнали…

— Вы что-то хотели сказать мне?

Она отвечала В.М. Дорошевичу не сразу:

— Постойте… Постойте… Дайте собраться с духом… Я так давно не говорила об этом… Я думала только, всегда думала, а говорить не смею. Он не велит… Помните, я вам говорила, что хотелось бы в Россию? Вы, может быть, подумали, что опять за теми же делами… Я уже стара, я больше не в силах… Мне только хотелось бы повидать детей.

И при этом слове слезы хлынули градом у Золотой Ручки.

— У меня ведь остались две дочери. Я даже не знаю, живы они или нет. Я никаких известий не имею от них. Стыдятся, может быть, такой матери, забыли, а может быть, померли… Что ж с ними? Я знаю только, что они в актрисах. В оперетке, в пажах. О, Господи! Конечно, будь я там, мои дочери никогда бы не были актрисами. Я знаю, что случается с этими «пажами». Но мне хоть бы знать только, живы они или нет. Отыщите их, узнайте, где они. Не забудьте меня здесь на Сахалине. Уведомьте меня. Дайте телеграмму. Хоть только живы или нет мои дети. Мне немного осталось жить, хоть умереть-то, зная, что с моими детьми, живы ли они… Господи, мучиться здесь, в каторге, не зная… Может быть, померли… И никогда не узнаю, не у кого спросить, некому сказать!

Перед В.М. Дорошевичем рыдала старушка-мать о своих несчастных детях. Слезы, смешиваясь с румянами, грязными ручьями текли по ее сморщенным щекам…

— Не ушли меня, никогда бы я до этого своих дочерей не допустила!

В.М. Дорошевич хотел было пожалеть Соньку, но она, сама того не ведая, тут же показала ему свое истинное лицо.

— Не желаете ли воспользоваться моими услугами? — украдкой спросила она.

В ответ на недоуменный взор В.М. Дорошевича Сонька пояснила:

— На Сахалине, господин, это вольно. Сюжеты от десяти лет!

В.М. Дорошевич понял, что она предлагает ему для интимной связи молоденьких девочек.

— Ну как же, послушайте, вы этим занимаетесь? О своих детях вон как убиваетесь, а чужими торговать можно?!

— Да ведь я разве от себя поставляю, — спокойно отвечала Сонька. — Я по поручению родителей. Ведь стоило вам ко мне зайти, вы заметили, меня вызвали. Знаете, зачем вызвали? Поселенец вызвал, дочь у него двенадцати лет. Уж ты, говорит, Ивановна, ежели что потребуется, мою Анютку не обессудь. Да вот, посмотрите, вон дожидается!»

Жизненный путь Соньки вполне типичен для воровки, и если проследить его, абстрагируясь от наносных и, вполне вероятно, во многих случаях придуманных легендарных похождений, то объективная картина выглядит следующим образом.

Родилась Сонька в 1846 году в маленьком поселке Повонзки Варшавского уезда. Несмотря на близость к Европе, на тот период времени это были задворки Российской империи, и Сонька была обречена прозябать в провинции. Ее отец был мелкий торговец и ростовщик, к тому же еврей по национальности, что также было не в пользу Соньки, учитывая не очень хорошее (мягко говоря) отношение тогда к евреям в российском обществе.

Нельзя забывать, что Указом Екатерины II для евреев (иудеев) была введена так называемая черта оседлости, которая действовала вплоть до Февральской революции 1917 года. Даже временный выезд из черты оседлости был затруднен. Проживание евреев разрешалось только в специально оговоренных городах. Запрет не распространялся на евреев — купцов первой гильдии (и то только после 10-летнего пребывания в гильдии в пределах черты оседлости), лиц с высшим образованием, врачей, цеховых ремесленников и солдат, отслуживших военную службу.

В девичестве полное имя Соньки было Шейндля-Сура Лейбова Соломониак, что свидетельствует о том, что ее родители были не просто евреями, но исповедовали иудаизм.

Необходимо отметить, что помимо ростовщичества ее отец не гнушался скупкой и реализацией краденых вещей. Был он тесным образом связан и с контрабандистами, и с фальшивомонетчиками. Таким образом, детство Соньки прошло в воровской среде. Возможно, ее отец и не хотел, чтобы она стала воровкой, однако, надо отдать ему должное, он не сделал ничего, чтобы у Соньки судьба сложилась по-иному. Кстати, старшая сестра Соньки — Фейга, сменившая трех мужей, тоже стала знаменитой воровкой, но до славы младшей сестры ей, конечно, было далеко.

Согласно другой версии, родилась Сонька в 1859 году в небольшом украинском городе в многодетной семье парикмахера. В возрасте четырех лет она якобы лишилась матери. Отец, женившись вторично, перевез семью в Одессу, где у мачехи была небольшая бакалейная лавка. Евдокия Горшкова невзлюбила падчерицу, часто била ее, заставляла работать в лавке на подхвате, а после смерти отца жизнь девочки и вовсе превратилась в ад.

Не выдержав всего этого, в 17 лет Сонька сбежала из дома с греком, в которого она безумно влюбилась. Родители грека владели магазинами колониальных товаров и родниться с Сонькой не хотели. Вскоре и юный грек охладел к Соне и вернулся домой. Она осталась одна, испытав сильнейшее душевное потрясение.

Эта версия мне представляется малоубедительной, в том числе и потому, что наблюдается явное возрастное противоречие. Известно, что в момент прибытия на Сахалин ей было около 40 лет, а если взять за основу 1859 год рождения, то получается, что ей было чуть больше 30 лет.

Да и потом версия о неудачной романтической любви, как я полагаю, вполне могла быть инспирирована, чтобы сделать из Соньки жертву обстоятельств.

Сонька вопреки расхожему мнению, как видно, не была одесситкой. Более того, свою преступную карьеру она начала задолго до того, как попала в Одессу. Известны мелкие кражи, которые она совершила в возрасте 12–13 лет. Например, в 12 лет