Дэниел с дрожью в сердце достал телефон и взволнованными глазами посмотрел на загоревшийся экран. К счастью, это звонил Боб Тэроу, хорошо знакомый товарищ по работе, проявляющий желание общения внерабочей обстановке. Но, несомненно, данная минута была максимально неподходящей для пустой болтовни, поэтому с великим облегчением Дэниел отклонил вызов, небрежно бросая телефон на койку.

Молодой человек снова посмотрел на мать, которая вопросительным взглядом впилась в лицо сына, при этом ожидая каких-то разъяснений.

— Мам, я знаю, сейчас тебе нелегко. Но ты главное не волнуйся и не паникуй раньше времени, — протянул парень, мельком глядя на беззаботно спящего мужчину на верхней боковой полке. — Папу сейчас поддержать надо. И нам с тобой слабыми становиться ну никак нельзя.

— Знаешь, это все так легко сказать. Разум прекрасно понимает, а вот душа не перестает болеть. Я боюсь… Как ребенок, потерянный своими родителями, я безумно и жутко боюсь, — тяжело дыша и заметно снизив интонацию голоса, произнесла женщина, поправляя слегка растрепавшиеся волосы.

— Мамуль, это естественно. И мне тоже страшно. Но ведь папа у нас сильный. Верно? — заботливым и ободряющим голосом сказал Дэниел. — И он выдержит.

— Но он так плохо себя чувствует. Такой слабый, такой беззащитный… Я не привыкла и не могу видеть его таким, — женщина глубоко вздохнула. — Самое ужасное то, что ему становиться все хуже и хуже, время поджимает и может настать минута, когда будет слишком поздно. Это мой самый великий страх, который, уверена, мне не удастся перенести… Возможно, я не такая сильная и больше смерти боюсь остаться без Роналда. Я это признаю и хочу лишь одного — торопиться что-то предпринимать…

— Мам, ну мы ведь этим как раз и занимаемся. Смотри, наша поездка не оказалась напрастной. Консультация с врачами привела к решению об операции.

— Риск очень большой, — практически шепотом произнесла женщина, отворачиваясь к окну.

— Да, но всегда существует надежда! Ты же понимаешь, что это прежде всего шанс, который мы не должны просто так упускать! — возбужденно воскликнул парень, опираясь на серую стену купе. — У нас нет особо выбора: между бездействием и действием, я считаю, необходимо выбрать последнее.

— Ты прав, — тихо проговорила женщина, вновь поворачиваясь к сыну. — Конечно, прав…

Через полминуты понимающего молчания Дэниел, схватив полупустую пачку облегченного Winston’а, вновь отлучился в тамбур, покидая слегка успокоенную мать, возвращавшуюся к прерванной истории любви.

Прошло еще некоторое время. Уставшая от безделья Габриель, выключая mp3-плейер, снова полезла в сумку, но на этот раз для того, чтобы достать совершенно иную вещь, а именно — полученный еще от бабушки старинный пасьянс: колода в двадцать маленьких карточек с изображением стрел, часов, змеи, якоря, сердца и прочего. Девушка размеренно одну карту за другой начала выкладывать на пустой стол, прокручивая каждую так, чтобы половинки рисунков совпадали. Данный пасьянс больше служил для Габриель ни как правдивое гаданье, а как всего-навсего способ чем-то себя занять либо успокоить растеребившиеся нервы.

В ту самую секунду, когда Дэниел, расстелив купленное спальное белье и переодевшись в легкие спортивные штаны и футболку, был уже готов погрузиться в глубокий сон, неожиданно уже звучавшая до этого иностранная мелодия мобильного телефона, словно ногтем по стеклу, зазвучала на весь вагон, заставляя сердце парня теребиться в несколько раз быстрее. Одного взгляда было достаточно молодому человеку для того, чтобы почувствовать, как внутри него все оборвалось, руки нервозно затряслись, а глаза моментально наполнились слезами.

Сидящая у потемневшего окна женщина, наконец-таки добравшись до финальных страниц незаурядного романа, вдруг почувствовала сильные и теплые объятья любящего сына, который ей на ушко по-доброму и обнадеживающе не переставал повторять желанные слова: «Все хорошо, мамочка… Все будет хорошо».

Поезд по-прежнему мчал по назначенному пути, как будто убегая сломя голову от невидимой устрашающей силы, в то время, когда мужчина, занимающий боковое верхнее место, внезапно проснулся и, поднеся последнюю модель телефона фирмы Nokia к уху, очень громко, не заботясь об отдыхающих пассажирах, взволнованно заговорил:

— Что?!.. Я тебя плохо слышу!.. Говори громче!.. Что?! Не слышу!.. Родила?!.. Кто?!.. Мальчик?!.. Ха-ха… О Боже!.. Как она себя чувствует?…

После этих слов, забывая о личном багаже и о том, что, несмотря на великолепие данного момента, на свете все же остались непорядочные люди, мужчина с лучезарным, хоть и заспанным лицом, метнулся к тамбуру в надежде на то, что там ему удастся более четко услышать своего собеседника.

По-прежнему сидевший возле матери Дэниел, став невольным свидетелем эмоционального монолога, искривился в горестной улыбке, при этом в очередной раз придя к известному выводу о том, что «все закономерно в этом мире, все совершается по законам природы».

Габриель же, проводив убегающего соседа сверху любопытным взглядом, задумчиво тасовала колоду карт, ощущая в себе некое спокойствие и приобретенную уверенность того, что она все же сумеет повидаться с тем, к кому так сильно спешит. Девушка понимала, что ее уже не ждут. Но, тем не менее, она знала, что поступает правильно. Это был момент, звучащий под смелым лозунгом: «сейчас или никогда». Поэтому Габби должна делать то, что делает. Она вынуждена не опоздать. Она обязана прибыть во время. И если надо будет, она прилетит, прибежит, приползет, но успеет.

Не прошло и минуты с возникновением у девушки позитивного настроя, как вдруг по абсолютно необъяснимым причинам скорый поезд резкими толчками поспешно остановился, издавая жуткий и разрывающийся крик испуганных колес.

2008 г.

Сегодня я умерла. В этом старом парке со скрипучими качелями и пенсионерскими дубами, шуршащими листвой еще в годы Великой Отечественной Войны, я вдруг упала на асфальт и начала медленно истекать кровью, когда ты величественно стоял надо мной, индифферентно глядя на мой позор. На мгновенье мне показалось, что я увидела легкую улыбку на твоем лице, несмотря на то, что ты неустанно твердил как тебе тяжело и мучительно больно говорить вещи, которые я никогда не желала и не готова была слышать. Однако ты, несомненно, солгал, поскольку тебе неподвластно было почувствовать и десятой доли моих страданий в совокупности с шоком, смятением и страхом, поглотившие мои внутренности и стремительно бегущие по венам прямо к сердцу. Да, вся моя уверенность, внутреннее спокойствие и жизнерадостность в одно мгновение были растоптаны банальными фразами и твоим безразличным тембром голоса. Несмотря на то, что я упорно пыталась не раскрывать своего душевного состояния, я почувствовала, как сердце начало выпрыгивать у меня из груди, дыхание участилось, а в глазах застыли слезы. Каждое слово, которое ты практически шептал, должно быть, наивно полагая, что таким образом его смысл сможет минимизировать удар, протяжным громом отпечатывалось в моем сознании, которое, как мне тогда казалось, вот-вот взорвется от непредвиденного информационного перенасыщения.