“Революции Твиттера и Фейсбука” на Ближнем Востоке и влияние социальных сетей на политику вызывало бурные обсуждения; мы рассматривали их, когда обсуждали упадок власти. Но когда мы говорим о революции мобильности, необходимо иметь в виду еще одно средство, о котором часто забывают, но которое изменило мир: телефонную карту с предварительной оплатой. Чтобы выйти в интернет, необходимо электричество, компьютер и услуги провайдера – все то, что мы воспринимаем как само собой разумеющееся, однако для большинства населения планеты это непозволительная роскошь. А вот чтобы воспользоваться телефонной картой, достаточно нескольких центов и телефона-автомата – и вот вы уже на связи с остальным миром, в каком бы отдаленном уголке планеты ни находились. Телефонные карты используются более широко, чем интернет. Телефонные карты с предварительной оплатой ввели в обращение в 1976 году в Италии, чтобы решить проблему нехватки монет и бороться с мошенничеством и вандализмом. Новинка пользовалась бешеным успехом: в 1977 году телефонные карты выпустили в Австрии, Франции, Швеции, Великобритании, а пять лет спустя – в Японии (тоже в связи с нехваткой монет). Но пик популярности предоплаченных телефонных карт пришелся на тот период, когда их стали использовать в бедных странах. Доходы отрасли подскочили с 25 миллионов долларов в 1993 году до 3 миллиардов в 2000-м{83}. В наши дни телефонные карты уступают место предоплаченным мобильным телефонам. Контракты с предоплатой потеснили долгосрочные контракты на обслуживание, которые привязывают пользователя к поставщику услуг мобильной связи{84}. Малоимущие, которые уезжают работать за границу (по крайней мере некоторые из них), уже не стоят перед выбором: быть ближе к семье или же постараться разбогатеть на чужбине.

Все эти технологии, повышающие мобильность, роднят две характеристики: скорость и снижение затрат на перемещение товаров, денег, людей и информации. Лет двадцать-тридцать назад авиабилеты стоили тысячи долларов, теперь же их можно купить во много раз дешевле, а стоимость транспортировки тонны груза за милю ныне в десять раз ниже, чем в 1950-е годы. Комиссия за перевод денег из Калифорнии в Мексику в конце 1990-х составляла 15 % от суммы, теперь же менее 6 %. А мобильные переводы с одного сотового телефона на другой практически бесплатны.

Так что же все эти революционные изменения в мобильности и коммуникациях значат для власти? Революция мобильности оказала на мир такое же значительное воздействие, как и революция множества. Чтобы применять власть, недостаточно контролировать и управлять некой территорией в прямом или переносном смысле: необходимо еще и охранять границы. Это справедливо и для государства, и для корпорации, которая занимает лидирующее положение на рынке, и для политической партии, которая зависит от электората, проживающего в определенной местности, и для отца, который хочет, чтобы его дети были в поле зрения. Власти необходима постоянная аудитория. В ситуациях, когда у граждан, избирателей, инвесторов, сотрудников, прихожан или клиентов нет выбора (или он ограничен), приходится мириться с теми условиями, которые предлагаются. Но если границы становятся проницаемыми и население, которое прежде контролировали и которым управляли, получает возможность свободно передвигаться, то авторитетным организациям становится сложнее сохранить влияние. Самый радикальный пример – миграция, когда люди просто перемещаются из одной ситуации распределения власти в другую, поскольку верят, что там будет лучше.

Таким образом, доступность путешествий, транспортировки грузов и более быстрые и дешевые способы передачи информации, денег или ценностей упрощают жизнь новым игрокам и усложняют старым.

Во второй половине 1960-х годов Сэмюэл Хантингтон, политолог из Гарварда, утверждал, что основная причина социальной и политической нестабильности в развивающихся странах (которые он называл “быстро меняющимися обществами”) в том, что требования людей растут гораздо быстрее способности правительства их выполнить{85}. Революции множества и мобильности породили новый, многочисленный и стремительно растущий средний класс, представители которого прекрасно осведомлены о том, что у других больше средств, свободы или возможностей для самореализации, чем у них, и, разумеется, надеются с ними сравняться. Эта “революция ожиданий” и порожденное ею непонимание – глобальная тенденция, которая влияет как на бедные, так и на богатые государства. Можно сказать, что в наши дни бо́льшая часть населения Земли живет в так называемых “быстро меняющихся обществах”. А разница вот в чем: если в большинстве развивающихся стран средний класс растет, то в большинстве благополучных сокращается, причем в обоих случаях этот процесс (и сокращение, и развитие) стимулирует политические волнения. Решительно настроенные представители среднего класса из процветающих государств выходят на улицы и борются за то, чтобы защитить свой уровень жизни, в то время как средний класс в развивающихся странах устраивает акции протеста, чтобы товаров и услуг стало больше, а их качество лучше. Например, в Чили студенты бунтуют практически без перерыва с 2009 года, требуя, чтобы обучение в университетах стало дешевле и качественнее. И неважно, что несколько десятков лет назад университетское образование было привилегией горстки элиты и что в университетах сейчас учатся сыновья и дочери представителей нового среднего класса. Одной лишь возможности учиться в университете студентам и их родителям уже недостаточно. Они хотят, чтобы образование было доступнее и лучше. Причем уже сейчас. То же самое происходит и в Китае: повсеместно идут протесты против низкого качества новых домов, больниц и школ. И аргумент, что несколько лет назад этих домов, больниц и школ вообще не существовало, не уменьшает негодования тех, кто добивается повышения качества услуг в сфере медицины и образования. Это новое мировоззрение – изменение ментальности – оказывает глубочайшее воздействие на власть.

Произошел существенный сдвиг в ожиданиях и нормах, причем не только в либеральных обществах, но и в самых что ни на есть косных. Большинство людей смотрит на мир, своих соседей, работодателей, священнослужителей, политиков и правительства совсем другими глазами, чем некогда их родители. В каком-то смысле так было всегда. Но влияние революций множества и мобильности во много раз усилило когнитивное и даже эмоциональное воздействие доступности ресурсов и возможности перемещаться, учиться, общаться и устанавливать связи проще и дешевле, чем раньше. Разумеется, это расширяет пропасть в ментальности и взглядах на мир между поколениями.

Возьмем, например, разводы: во многих традиционных сообществах их порицают, но в наши дни они тем не менее становятся все более привычным делом. Проведенное в 2010 году исследование показало, что количество разводов выросло даже в консервативных государствах Персидского залива, до 20 % в Саудовской Аравии, 26 % в ОАЭ и 37 % в Кувейте. И этот показатель напрямую связан с образованием. Все больше женщин, получивших образование, недовольны традиционными браками, это приводит к разногласиям между супругами и быстрым разводам по инициативе мужей. В Кувейте количество разводов в тех случаях, когда оба супруга имеют высшее образование, составило 47 %. “Раньше женщины шли на социальные жертвы, – заметила Мона Аль-Мунаджид, социолог и автор исследований из Саудовской Аравии, сравнивая общество стран Персидского залива тридцать лет назад и сейчас, – но больше они не готовы с этим мириться”{86}.