Небо было ярко-голубым и все в пушистых облаках. Они не намекали на возможность дождя, а просто нравились. Казалось, они сделаны из ваты. Яркое солнце хорошо освещало наш путь, но иногда дорогу преграждали большие сучья и заросли высоких сорняков; Астрид убирала препятствия, и я не застревал в них. Казалось, она знает, куда идет, и это было здорово, потому что я совершенно заблудился. И мне захотелось есть – я почти жалел, что не съел ту радиоактивную с виду пиццу.

– Мы почти у цели?

– Почти.

Мы шли по лесу еще минут пять, а потом я увидел впереди поле. Вернее, огромное открытое пространство, состоящее из кукурузных и соевых участков. Посреди него стояло странное сооружение, похожее на амбар, но сильно отличавшееся от амбаров, виденных мною прежде – оно не было круглым, но квадратным его тоже не назовешь. Стены амбара были серыми и блеклыми; казалось, его никогда не красили.

– Нам сюда? – спросил я.

Астрид кивнула.

– А это что?

– Восьмиугольный амбар. Один из немногих, сохранившихся в Айове. Он действительно очень старый. И прикольный.

Ладно, это объясняет его форму.

– А что в нем такого прикольного?

– Я тебе покажу. – Она взяла меня за руку, крепко, хотя ее пальцы переплелись с моими почти нежно. Я надеялся, моя ладонь не была грубой и влажной. Мы побежали вместе через поле к амбару. Я едва поспевал за ней – огромный рюкзак и все такое; я был взволнован тем, что мы держимся за руки, и потому у меня ушла минута на то, чтобы осознать: если я не прибавлю скорость, то просто-напросто упаду, и это будет очень неприятно. Немного погадав, а что бы подумал Эрик, увидев нас, я выбросил подобные мысли из головы.

Мы остановились около амбара. Для октября было тепло; я немного вспотел, а воздух слегка благоухал корицей – кажется, мама говорила, что это какое-то местное растение – запах которой всегда ассоциировался у меня с весной. Двери амбара представляли собой огромные деревянные плиты, укрепленные планками, прибитыми крест-накрест. Они были закрыты на щеколду, но Астрид просто подошла и отворила их – амбар даже не был заперт. Она распахнула двери, и я увидел солнце на деревянном полу. Амбар был одной большой комнатой, пахнущей опилками, с шаткой лестницей, ведущей на сеновал под очень высоким потолком.

– Ты не боишься высоты? – спросила Астрид и повела меня по лестнице.

Вообще-то высоты я не боялся, но ступеньки оказались очень уж узкими и трещали, когда мы по ним поднимались, да и пол сеновала явно не был слишком уж прочным. Но я совсем не боялся, что он может обрушиться и мы оба окажемся на полу, – сегодня, я знал, все обойдется. Происходившее казалось таким прекрасным, что я не сомневался – ничто не способно это испортить.

Астрид сняла рюкзак и открыла его. Я полагал, в нем полно книг, раз он такой тяжелый, но она достала лоскутное одеяло и расстелила на полу, затем пригласила меня сесть:

– Так гораздо удобнее, – сказала она.

– Кроме шуток, – я был впечатлен тем, что она пришла хорошо подготовленной, – здесь никого не бывает?

– Думаю, это место иногда арендуют для вечеринок, но как амбар его больше не используют, – ответила она. – И это немного печально. Когда я была маленькой, дальше по дороге стоял фермерский дом и там жили люди, мой папа знал об этом, и мы ходили туда играть с животными. В амбаре мы тоже бывали и смотрели из окошка на поля. Теперь я прихожу сюда, когда мне нужно побыть одной, а в последнее время это случается очень часто. – Она показала на окошко, и мне стало понятно, что если сидеть здесь и смотреть на окрестные просторы, то это очень успокаивает, особенно если находишься в компании с кем-то, кто тебе нравится, а это как раз был мой вариант. – Мы даже вырезали наши имена на стене. Посмотри, до сих пор видны.

Она показала рукой: «Здесь были Элисон и Ричард».

– Элисон? – удивился я.

Она кивнула.

– Это одна из причин, почему я привела тебя сюда. Хочу кое-что объяснить.

Я был рад, что мне не пришлось ни о чем спрашивать.

– Элисон – мое настоящее имя, – сказала она. – Или когда-то было таковым. Папа умер прошлой зимой. Я была в десятом классе.

– Мне очень жаль, – произнес я, хотя эти слова были явно неловкими, и подумал о песне Элвиса Костелло на плейлисте. Наверное, Хейден знал об отце Астрид.

– Спасибо, – ответила она. – Я знаю, ты один из немногих понимаешь, что ничего тут больше не скажешь. Не надо меня жалеть. Я просто хочу, чтобы ты знал, – он умер действительно внезапно, в автомобильной катастрофе. И все изменилось. Никогда прежде я не чувствовала себя так одиноко, и хотя у меня было много друзей и бойфренд, я буквально сходила с ума. Они для меня больше ничего не значили и казались незнакомцами. Я чувствовала себя другим человеком и знала, что никогда больше не стану прежней. Для меня было важно, чтобы это поняли и остальные. Я стала звать себя Астрид, перекрасила волосы, начала одеваться, как всегда хотела одеваться, вести себя, как всегда хотела вести, и общаться с теми, с кем действительно хотела общаться, потому что поняла: все, что я делала до сих пор, просто-напросто дерьмо собачье. Мои старые друзья даже слегка перепугались, особенно когда я бросила чирлидинг.

– Подожди, ты была чирлидером? – Я не мог себе этого представить. Затем присмотрелся к ней повнимательнее, постарался вообразить, что ее волосы другого цвета, одежда – идиотский прикид: короткая юбка, кроссовки, носки с помпонами, и внезапно понял, что видел ее в школе раньше, до той перемены, которая с ней произошла, окруженную старыми друзьями. – Верно. Теперь я вижу тебя прежней.

– Очень плохо, – сказала она и рассмеялась. – Мне нравится, что ты, похоже, узнал об этом последним. Да, я была чирлидером и тусовалась со всеми этими ребятами, пока, как говорится, все не пошло к черту. Но давай сейчас не будем об этом. Давай поедим и забудем о печальном. На это у нас еще хватит времени.

– Хорошее предложение, – сказал я, и это была правда. Мне понравилось, что она полагает, будто мы еще не раз поговорим обо всем на свете. И потому почувствовал себя гораздо непринужденнее, хотя не мог задать ей многих вопросов и мне все больше и больше хотелось узнать об ее отношениях с Хейденом. Знал ли он, в частности, ее настоящее имя?

Но в данный момент я был рад сосредоточиться на еде, которую она выуживала из рюкзака. Пакеты с сэндвичами, яблоки, большая плитка шоколада и бутылка воды. Она действительно подготовилась загодя, и мысль об этом заставляла меня нервничать и делала счастливым одновременно. До такой степени, что я беспокоился, а смогу ли я есть, но как только я развернул индейку и сэндвичи с авокадо, то перестал сомневаться в своих способностях.

– Притормози, дружище, – сказала она. – У нас весь день впереди. Попей для начала водички. – Она открыла бутылку и протянула мне. Я подумал, что мы оба будем пить из нее, а это означало некую степень интимности, в хорошем смысле слова.