Пелхэм нетерпеливо фыркнул. Лондон кишит шарлатанами и чародеями; человеческое легковерие и алчность, по его мнению, не знают границ. И ему не хотелось расставаться с подозрениями насчет заговора папистов.

Пелхэм был протестантом до мозга костей, приученным от рождения почитать королеву Елизавету, защищать ее страну и веру ее страны. Имена героев Дрейка и Рейли, которые спасли Англию от Великой Армады, с ранних лет врезались ему в голову, хотя судьбы у них были очень разными — Дрейк давно умер в плаванье от лихорадки, а Рейли, возможно, самый благородный из всех них, томится в Тауэре, обвиняемый — ложно, конечно, — в заговоре против короля Якова.

Жизнь Пелхэма была долгим сражением против предательства испанцев и их католических прихвостней, хотя Англия и заключила мир с Испанией пять лет назад, что было само по себе предательством, как считал Пелхэм, и не только Пелхэм. Но комендант Уад не допустил бы подобных разговоров, потому что у него тоже был начальник, Роберт Сесил, самый могущественный и хитрый человек в королевстве, а он-то и был автором мирного договора. Это он продумал каждое слово договора 1604 года, который предавал их храбрых голландских союзников, продолжавших в одиночку доблестно сражаться против Испании; сражаться, пока борьба не оказалась непосильной даже для храбрых голландцев. Окончательный договор — капитуляция, как считал Пелхэм, — между Испанией и Голландией был подписал ранее в том же самом году. Король Яков послал своих приспешников в Гаагу принять участие в мирных переговорах, в то время как, по мнению многочисленных честных англичан, он должен был бы послать армию для поддержки Нидерландов в их борьбе против испанского господства.

И теперь тень войны, порожденной спором о Юлих-Клевском наследстве снова расползалась по Европе; и снова король Яков отступил. Он говорил двусмысленно, то обещал войска, чтобы помочь силам протестантов, но при этом ничего не делал, чтобы собрать эти войска, то хотел, чтобы его сын и наследник, принц Генрих, заключил брак с испанской принцессой. Он хотел испанского золота, которое предлагалось в приданое. Католического золота.

Пелхэму претила такая связь с врагом — врагом, который по-прежнему, как он был убежден, замышлял падение Англии при помощи методов, незаметных, но гораздо более опасных, чем открытая война. Он резко спросил своего страдающего узника:

— Где живет этот Альбертус?

— На Крукд-лейн, у Рыбной пристани. Рядом со свечной лавкой. Его там все знают. Господи, помоги мне…

Филипс снова застонал, Пелхэм нахмурился. Мертвым этот человек станет бесполезен. Он позвал тюремщика, чтобы тот освободил старика, и два человека отволокли ничего не соображающего Филипса обратно в камеру. Некоторое время Пелхэм, погруженный в глубокую задумчивость, расхаживал по камере.

Алхимики, колдуны, маги — все это шарлатаны, наживающиеся на предрассудках глупых людей, на их страстном желании найти во что бы то ни стало философский камень, который может создать золото. Конечно, золота хотят все, и Френсис Пелхэм не меньше всех остальных, потому что ему не было еще и двадцати пяти лет, когда он влез в крупные долги. Он происходил из достойной, но обедневшей семьи. Его отец, чиновник, умер, когда Пелхэм был еще совсем молодым, и Пелхэм одолжил денег, необходимых для завершения образования в гильдии стряпчих и для участия в экспедиции на злополучные Азорские острова. Вступив в брак, он был вынужден взять на себя расходы по дому, а финансовое вознаграждение за его работу уменьшилось с заключением мира с Испанией.

Он надеялся, что обогащение придет к нему из другого источника. Три года назад, перед тем как жениться на Кейт, он купил у нее ее долю построенного на паях корабля под названием «Роза», который отплыл в Новый Свет, — эти паи Кейт унаследовала от отца и хотела продать.

Он совершил эту сделку не раздумывая, во-первых, потому что чувствовал, что обязан Томасу Ревиллу жизнью, а во-вторых, потому что влюбился в осиротевшую дочь Ревилла. «Влюбился?» — с горечью подумал он. Скорее, это было какое-то наваждение. Он жаждал добиться благодарности от Кейт Ревилл с такой страстью, что его обычный здравый смысл изменил ему. Точно так же, словно звезды над ним пришли в хаотическое состояние, его взволновали, как и очень многих тогда, рассказы об успехах путешествий в Новый Свет; он слышал, что там есть меха и красители, серебро и древесина, за счет чего можно было сколотить состояние. Он одолжил, всецело надеясь на корабль, большую сумму денег, чтобы расплатиться со старыми долгами. Но одно из судов, вместе с которым отплыла «Роза», уже вернулось в Англию и привезло о «Розе» дурные вести; следовало опасаться, что «Роза» пропала в испанских территориальных водах.

А Кейт? Она приняла его предложение, но никогда не любила Пелхэма.

Вот уже много лет Пелхэм наблюдал, как другие, обладающие гораздо меньшим умом, гораздо менее преданные, чем он, — не он ли стал хромым, служа своей стране? — живут за счет богатств этой земли. Они либо добивались покровительства, либо имели жалкий талантишко к музыке или поэзии; либо иногда — и это казалось Пелхэму самым гнусным, — чтобы привлечь к себе внимание короля и стать его фаворитом, нужно было прежде всего научиться лгать и льстить.

Пелхэм не умел лгать, не умел притворяться; его карьера, как и брак, шли к закату.

Злой, так ничего и не узнав о католическом заговоре от старого мануфактурщика, он направился к выходу из тюрьмы, но там его ждали новые дурные вести, потому что отдавая ключи тюремщикам и прислушиваясь к их разговору, он узнал, что в город вернулся Нед Варринер.

Услышав эту новость, Пелхэм почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Этого не может быть, этого не может быть. Власти не знали о возвращении Варринера. Долг Пелхэма — исправить это положение, ибо Пелхэм подозревал, что Варринер — который некогда осмелился упрекнуть Пелхэма в грубом обращении с узниками-католиками — мог быть виноват в побеге изменника Эшворта два года назад, несмотря на то что неоднократно предпринимались попытки отвести эти обвинения как ошибочные.

Поспешный отъезд Варринера в изгнание почти сразу же после побега Эшворта утвердил Пелхэма в его подозрениях. Власти отмахнулись от его обвинений. Но Пелхэм был убежден, что кто-то покровительствует Варринеру. И вот Варринер вернулся.

Он пошел прямо в Тауэр к Уаду доложить о возвращении Варринера, но ему было сказано, что Уад занят и не может принять его. Он попросил перо и бумагу и написал короткое письмо, отдал его и добавил, что оно срочное.

Пелхэм устремился обратно в город; ночные улицы не пугали его. Его решительный и отважный вид, несмотря на хромоту, защищал его не хуже, чем крепкая шпага, от рыщущих бродяг и воров. Он прошел мимо церкви Святого Петра. Дул холодный ветер, разгоняя дымку, которая весь день висела над городом, и принося запахи несвежего мяса и овощей с рынка, но подойдя к Кэндлвик-стрит, Пелхэм заколебался.

Оглядевшись вокруг, он подошел к дому, стоявшему в тени церкви, вошел через боковую дверь, которой пользовались поздние посетители. Там он заплатил женщине, как делал это и раньше, за ее услуги — она не была ни молода, ни красива: ее худое смуглое лицо было отмечено шрамом на лбу. Когда он увидел ее в первый раз, то почувствовал, что она, с ее несовершенством, испытывает те же страдания, что и он. Конечно, она поняла, что ему нужно, — снять напряжение и забыться. В то время как Френсис Пелхэм мужественно боролся с демонами папизма в тюрьме Каунтер, демоны в его чреслах жаждали вырваться на волю такими путями, которых он стыдился.