- Прости, Кош, я забылся. Что-то совсем с тобой контроль теряю…

Извиняющийся поцелуй в плечо, глубокий – в губы.

Я ничего не ответила, вымотанная долгим сексом, просто расслабленно лежала на боку, слушая, как он возится, пьет воду, отрицательно помотала головой на предложение попить.

Мне было хорошо и уютно с ним, и это послесексовое мягкое шевеление тоже овевало теплом.

Особенно, когда он угомонился, лег за моей спиной и опять по-медвежьи мягко, но очень по-собственнически перетянул к себе под бок.

Я удобно устроилась, чувствуя только негу, только блаженство.

И удивлялась своей дневной дурости. Наказать… Отомстить… Плен… Господи, да если эти две недели, пока я буду находиться здесь, пройдут в таком режиме…

Я буду только рада.

Впервые за пять лет я не прошла ужас привычного кошмарного сна до конца, впервые меня из него выдернули настолько основательно и заменили холодную могильную жуть горячими, острыми, невероятно сладкими ощущениями… Что я уже не боялась. Ничего и никого.

И, засыпая в лапах каменного подполковника, думала, что, скорее всего, больше я таких снов не увижу.

Была у меня твердая убежденность на этот счет.

Кошка кричала ночью.

И ладно бы во время секса.

Это понятно и мне, как мужчине, даже лестно.

Нет, во время секса она тоже кричала. Так заводяще, что сил прибавлялось и хотелось слушать и слушать этот бессвязный лепет, смотреть в эти шальные, абсолютно сумасшедшие глаза. Она и меня этим заражала, безумием мартовским, кошачьим.

Никогда до этого я так себя не вел. Да и сексом столько не занимался. За исключением времени до армии и после армии, когда стояк случался на все подряд, что было младше сорока пяти и имело юбку.

Хорошее время. Веселое.

Потом я , исключительно сдуру, женился. По великой любви, конечно же. Той самой, которая случается со всеми молочными щенками, немного пообтёршимися и решившими, что они – уже крупные и знающие себе цену зверюги.

Пять лет женитьбы все расставили по полочкам.

Щенок – он потому и щенок, что лапы толстые и уши не стоят. А, значит, делает неуклюжие движения и не слышит то, что ему говорят опытные большие звери.

Все прошло, после развода осталась только горечь и искреннее недоверие к женщинам.

Нет, я их по-прежнему любил. Почему бы и да? Только в одном ракурсе. Постельном. Да и там в последнее время предпочитал не заморачиваться.

Это как в одном нашем фильме, довольно популярном, все верно, в принципе, подмечено. Сначала ты рвешься без разницы, куда, лишь бы бабы, а потом… Наступает отрезвление. Куда-то ехать… С кем-то незнакомым общаться… Чтобы потом сунуть член в незнакомую дырку. С предохранением, естественно… А оно надо? Не лучше ли остаться дома, сходить на рыбалку, потом в баньку?

А, если приспичит, вызвонить одну из тех приличных, проверенных женщин, которые имеются в телефоне у каждого свободного чистоплотного мужика? Такую, что сама приедет, вопросов лишних не задаст, ноги раздвинет.

Прекрасный вариант же.

И никуда переться не надо.

Вик надо мною ржал, говорил, что это старость. Я же думаю, что просто зрелость. Умелое расходование энергии. Чего суетиться? Как в том анекдоте про двух быков, молодого и более опытного, взрослого.

Разговоров, стресса и прочих радостей активной жизни мне вполне хватало на работе.

Дома хотелось простого. Тишины, покоя и чтоб никто не ебал мозги.

Неужели я многого хочу?

Кошка открыла во мне новые качества, от которых я немного, мягко говоря, охерел.

Ненасытность. Прямо-таки юношескую. Я чисто физически остановиться не мог. Смотрел на нее, трахал, а хотелось все больше и больше. Вообще одним разом не удовлетворился. И двумя. Да и тремя тоже. Разгорелся только. А самое интересное в том, что ей тоже было мало.

Это читалось в глазах раскосых, по-кошачьи безумных, в лихорадочных ласках, во всех движениях, стонах, шепоте настойчиво-умоляющем. У меня складывалось ощущение, что у Кошки очень давно не было секса. Просто очень давно. Это было странным, учитывая ее образ жизни, ее дела и ее сексуальность. Просто невероятным казалось такое.

Внимательность. Не сказать, что я – херовый любовник. Даже наоборот, я – очень даже ничего. По крайней мере, ни одна женщина не жаловалась и не симулировала оргазм со мной.

Я надеюсь. Бля.

Но сейчас это вышло на какой-то новый уровень. Я ее… Как бы это правильнее выразиться… Чувствовал. Да. Именно чувствовал. И на интуитивном уровне делал все, что было необходимо и в тот момент, когда это было нужным. И в благодарность опять слушал ее крики, ее шепот, мольбы не останавливаться. Невероятное удовольствие видеть ее такой, слышать ее.

Нежность. Вообще, я не особо нежный. Ну, чего нет, того нет. А с ней… Как-то все по-другому было. Гладить хотелось, трогать постоянно, целовать не для прелюдии, а просто так. Для кайфа.

Она – очень приятная на вкус, Кошка зеленоглазая. Гладкая, нежная, трогательная такая.

Короче говоря, открыл я много чего нового в себе.

А вот про нее так ничего и не узнал. Ну, кроме того, что больше всего ей нравится поза сверху и когда я прикусываю тонкую кожу шеи прямо под ушком. Ее прямо дрожь бьет в эти моменты. И глаза закатываются. Раскосые. Зеленущие. Ведьминские.

Ну и еще то, что ей снятся кошмары. Какие-то прямо дикие. И кричит она, и стонет так жалобно, что я, много чего повидавший и понявший, буквально замирал. И не знал, что делать.

В первый раз, когда она такое провернула, утешил ее сексом. Чисто на интуиции, которая с ней срабатывала со стопроцентной вероятностью.

Мы очень мягко и сладко занялись любовью, а потом опять задремали.

И через полчаса Кошка снова крупно вздрогнула, зашептала лихорадочно:

- Нет, нет, нет… Сукаааааа…

И всхлипнула. Так горько и безнадежно, что мне не по себе стало.

Обнял ее опять, начал целовать тонкую чувствительную кожу за ушком. Она затихла, потом задышала рвано.

- Ну что ты, Кош… Ну все-все… Что-то плохое приснилось? – я бормотал, совершенно не рассчитывая на ответ. Просто успокоить хотел. Мягко поглаживал, и в самом деле, словно кошку, утешая, располагая на сонный и умиротворённый лад.

- Старик опять… - она так беззащитно, по-детски всхлипнула. И на мгновение мне показалось, что не взрослая женщина у меня в руках, а девочка маленькая. Которую обидели. Сильно.

- Чшшшш… Никто тебя не тронет, веришь мне? – я в этот момент очень сильно хотел нормально ее разбудить и выяснить прямо сейчас, что там за Старик. Очень. До скрежета зубовного. Но чувствовал, что нельзя. Сейчас, в полусне, доверчиво прижавшись ко мне, она ощущала себя в безопасности. И нарушать это тонкое состояние допросом было неправильно. Всему свое время.