– Послушай, Тина, я знаю, как это все тебе неприятно, но мы...

– Это не неприятно, Рэй. Это конец. – Она поднялась и твердо посмотрела ему в глаза. – Я не хочу подвергать опасности мою семью. А твою – так просто не имею права. Если мы продолжим встречаться, журналисты непременно заинтересуются Александерами, станут копать, нет ли за нами чего-нибудь скандального. Это навредило бы политической карьере твоего отца. Навредило бы вам всем.

– Черт возьми, Тина. – Рэй встал и схватил ее за руку. – Мы найдем способ...

– Нет никакого «мы», – спокойно остановила его Тина. – И не может быть. Ни сейчас, ни когда-либо.

И вырвала руку.

Рэю хотелось схватить ее и как следует встряхнуть. Он готов был спорить, орать, запереть дверь и не выпускать ее отсюда, пока она не передумает.

Но лед в глазах Тины сказал ему, что все это бессмысленно. Она уже приняла решение.

И Рэй ничего не сказал. Только почувствовал, как его сердце перевернулось, когда Тина открыла дверь и навсегда ушла из его жизни.

– Я не хочу большую свадьбу. Пусть будет человек сто, не больше. Ну, максимум двести. Тина и София, вы поможете мне с угощением. Яна, ты будешь фотографировать.

Несмотря на то, что Рэйчел и Джейсон укатили в Лос-Анджелес уже десять дней назад, Маришка целыми днями планировала торжественную церемонию, которая должна была состояться, когда молодые вернутся. Никто не решился обратить ее внимание на то, что каждое свое указание она повторяет сто раз на дню. Она была слишком захвачена предстоящим событием, чтобы слышать кого-то, кроме самой себя. К тому же вскоре на свет должен появиться ребеночек! Маришка Александер станет бабушкой! Об этом должны знать все!

Пока мать грохотала противнями, отец чистил печь, Тина вытирала формочки для кексов, которые мыли София с Яной. День выдался долгий, и Тина осталась помочь родителям. Когда она занималась делом, ей удавалось хоть немного отвлечься от мыслей о своей погубленной жизни.

– И торт! Иван, ты должен придумать что-то особенное, настолько исключительное, чтобы люди от одного вида с ума сходили. А от вкуса вообще умирали.

Одно упоминание о свадебном торте едва не заставило Тину расплакаться. Она, конечно, была счастлива за сестру и за Джейсона, но когда твое собственное сердце навсегда разбито, очень трудно выслушивать восторги и планы по поводу чьей-то предстоящей свадьбы.

Рэй несколько раз подстерегал ее то у квартиры, то у кондитерской, пытался поговорить, но Тина холодно пресекала эти попытки. О чем тут говорить? Какой смысл строить планы, которые никогда не осуществятся? Встречаться открыто было невозможно, тайком – опасно.

Возможно, и к лучшему, думала Тина. Они едва знают друг друга. Если бы дело зашло дальше, то очень скоро оба об этом бы пожалели, уговаривала она себя. Но это почему-то не помогало. Тина не могла себе представить тоску более ужасную, чем та, которая терзала ее сердце.

– Секретарь Абрахама Данфорта звонил утром и заказал три сотни печенья к субботе, – похвасталась Маришка. – Нам нужна ваша помощь. Заказ должен быть доставлен к четырем.

Пальцы Тины нервно стиснули полотенце. Даже звук имени Данфортов заставил ее сердце подскочить, но она постаралась не подавать виду. Тина знала – вся ее семья очень переживает из-за того, что она рассталась с Рэем. Она не хотела, чтобы они волновались или относились к ней, как к больной.

Тина убедила домашних, что с ней все в порядке, что они с Рэем, здраво поразмыслив, решили остаться просто друзьями и что их это вполне устраивает. Смешно! Она-то прекрасно понимала – ни о какой дружбе между ними и речи быть не может. Каждый раз, когда Тина видела Рэя, ей хотелось только одного: кинуться к нему на шею, прижаться всем телом, услышать стук его сердца, почувствовать его губы на своих губах.

Она помотала головой, чтобы отогнать опасные мысли, поставила на место кастрюлю, которую вытирала, и взяла следующую.

– На вечеринке мы все должны выглядеть как богини! – верещала Маришка. – Сбор в полседьмого, в семь – коктейли, в восемь – обед.

Вечеринка?

Тина застыла с кастрюлей в руках.

Вечеринка! В Крофтхэвене.

Она только теперь вспомнила, как когда-то давно, в другой жизни, Никола пригласила всех волонтеров на прием в честь начала предвыборной кампании. Тина тихо застонала. Она совершенно забыла об этом. А когда сообразила, что до вечеринки осталось всего два дня, то едва не выронила все свои плошки-миски.

О господи! Она не сможет туда пойти. Не сможет спокойно смотреть Рэю в глаза, не сможет даже просто находиться с ним в одной комнате.

– Тина?

Она быстро оглянулась и вопросительно посмотрела на мать.

– Что?

– Ты в порядке? – мягко спросил Маришка. – Можешь не идти, если не хочешь.

– Разумеется, я пойду, – огрызнулась Тина.

Теперь она вынуждена пойти. Вынуждена всеми этими сочувственными взглядами и жалостливыми улыбками. Она должна доказать своей семье, что ей плевать на Рэя Данфорта! Она пойдет и будет веселиться как все: смеяться, улыбаться, возможно даже пофлиртует немного, хотя с большим удовольствием разгрузила бы пару-другую вагонов с кирпичом.

Это далось бы мне много легче.

– Ты уверена? – спросила София тоном сестры милосердия в госпитале для смертельно раненных.

– Я же сказала! – Тина раздраженно пожала плечами и взяла очередную кастрюлю. – И я сотый раз вам всем повторяю: мы с Рэем остались друзьями. Почему бы мне не пойти к нему на прием?

Отец недовольно крякнул, но Тина не была уверена, что стало тому причиной: сумасшедшая дочь или духовка, которая не желает отмываться.

Все нормально, уговаривала себя Тина. Главное – не распускаться. Как бы трудно это ни было, она пойдет на прием к Данфортам и постарается выглядеть так, будто довольна жизнью на все сто процентов.

Была почти полночь, когда Рэй наконец добрался домой. Он провел весь день в штаб-квартире предвыборной кампании отца, потом ему еще пришлось ехать в собственный офис, улаживать проблему с потерянным контейнером фирмы «Максимилиан и Кº». Отправитель потребовал немедленно доставить груз, и Рэй решил взять ситуацию подлинный контроль. К счастью, выяснилось, что «Максимилиан и Кº» сами и виноваты. Пока Рэй со всем разобрался, было уже одиннадцать. Но в глубине души он был благодарен клеркам, напутавшим с номерами контейнеров. Ему гораздо легче сидеть в офисе и ставить на место истеричных клиентов, чем входить в пустую темную квартиру, ложиться в одинокую кровать и ворочаться всю ночь без сна, думая о Тине. И вспоминать, как совсем недавно она лежала здесь, на этих же простынях, со спутанными волосами и замутненными страстью глазами.

Ему не хватало ее улыбки, ее манеры поднимать одну бровь в знак удивления. Того, как она произносила его имя. Когда Тина была раздражена, оно сокращалось до короткого рычания «Рррэй». И нежное, замирающее «Рэээ...», когда они занимались любовью.