— А тебе куда?

— Да это возле «Фрегата», — оживился парень. — Там еще озеро должно быть, и где-то рядом — дом дяди Панаса… моего дяди, — заторопился он, вываливая всё разом. — Я только приехал, полдня пилил на рейсовом с Кировограда, а где тут у вас что — понятия не имею!

— Ага… — сказал я глубокомысленно, осматриваясь.

Редкие пешеходы деловито сновали мимо, обходя пышную маму с галдящим выводком. В отдалении, за перилами моста, смахивавшими на шкалу линейки, синела река. Виднелась острая крыша лодочной станции, а по-над желто-зелеными облаками листвы парила полосатая призма райисполкома. Через дорогу белела «копейка», привычно напрягая — ее занимали двое, восседая неподвижно и набыченно. Мимолетно поморщившись, я вымел страх — кагэбэшная «наружка» так грубо не работает.

На нашей стороне улицы припарковалась еще одна машина — зелененький «Трабант-комби». Двое туристов за бликующим ветровым стеклом раскладывали карту, водя пальцами по маршруту.

— Вон наш автобус, — кивнул я подбородком, и маленько соврал: — Мне туда же.

«Миха» радостно закивал, подхватывая пухлую клеенчатую сумку. Мигая поворотниками, завернул «ПАЗик», со скрежетом раздвигая дверцы. Боком сошла толстуха — цветные стекла в крыше автобуса бросали на нее фиолетовые отсветы. Крупное месторождение целлюлита спустилось на землю, а мы с «копией» мигом заскочили в салон, оккупируя диванчик у выхода.

— Я — Витя, — протянул горбоносый руку, пихая сумку под сиденье.

— Миха, — ляпнул я, пожимая крепкую пятерню.

«ПАЗик» тронулся, и во мне всколыхнулась волна паники — рядом со мной сидел не он! Не тот таинственный «хомо новус», которого я искал! Витя оказался обычным — нормальным! — парнем, а не кудесником-целителем. Но и в висках ломило, окатывая нутряным теплом! Стоп. Спадает, спадает сила… О, снова подъем!

Я резко оглянулся. Улица — серая асфальтовая пустыня. Вдалеке маячил «Трабант», а за автобусом, как привязанный, катился светло-голубой «Жигуль». Сам собою вспомнился мой «вещий сон».

«Та-ак…»

Мысли, только что улегшиеся, мигом сорвало, вскружило вихрем. Мне потребовалось немалое усилие, чтобы хоть как-то успокоиться, собраться, отмахиваясь от догадок и предположений, ибо ясности не было никакой. Вопреки моим потугам, выкристаллизовывалась логичная и непротиворечивая версия, но и от нее я отбрыкивался. Правда, довольно вяло.

«Когда я вылез на остановке, „копейка“ уже стояла, — напряженно соображал я. — Выходит, они стерегли Виктора? Из-за сходства с „Михой“? Да чтоб им всем… И кому — им?»

Но все эти мелкие вопросики передавливала крепнущая уверенность: неведомый кудесник догоняет нас на блекло-голубой машине.

«ПАЗик», урча с веселым надрывом, миновал мост через Синюху и выехал на Автодоровскую. Свернул на Киевскую. «Жигули» не отставали. Виски горячило…

— Красиво тут у вас, — разморенно сказал Витя, глядя за стекло на проплывавшие дома и скверы.

— Да уж… — еле вытолкнул я.

Перед поворотом на Корабельную «копейка» поотстала, и я уловил это, даже не выглядывая в окно — волны тепла, что прокатывались по моим жилам и нервам, чуть-чуть ослабли.

— Приехали, — скрипнул я деревянным голосом.

— Вижу, вижу! Ну, да!

Я вышел следом за Виктором. С остановки просматривались корпуса цехов, а на плоской крыше заводоуправления выстроились огромные красные буквы, складываясь в романтическое «ФРЕГАТ».

— А вон и озеро! — воскликнул кировоградский гость.

Я оглянулся. По другую сторону Корабельной тянулись заросли огромных плакучих ив и развесистых вязов-осокорей. В прогалах между стволами растекалось небольшое озерцо, отливая жестяным блеском.

Мне хватило мгновенья, чтобы бросить взгляд на чудное местечко, и этого оказалось довольно — я потерял из виду светлые «Жигули».

— Ч-черт…

Виктор что-то говорил, но я не прислушивался. Шагал следом за нечаянным приятелем, ругал себя за глупый риск и пытался хоть как-то сосредоточиться, лишь бы уловить трепет Силы. Чужак был здесь, рядом, невидимый и опасный, а у меня, как назло, сверхскорость отнялась! От слова совсем!

Я оказался в пугающем положении Брюса Ли, которого окружили плохие парни, а у того вдруг сгинуло уменье дать сдачи.

«Делать-то что? — унылые думки еле проворачивались в голове, как ржавые шарики в подшипнике. — Повернуться и уйти? А потом всю жизнь корчиться от стыда за то, что бросил Виктора?»

Мой случайный попутчик виновен лишь в удивительном сходстве с образом «Михи», с бестелесным фантомом, за которым гоняются все, кому не лень!

Сжав зубы, я шагнул на бережок, усыпанный скрипучей галькой и крупнозернистым песком, меченым черными пятнами кострищ. А на той стороне озерца свалялась побуревшая трава, да ракетировали к небу пирамидальные тополя. Еще дальше выстроились пятиэтажки.

«Привыкай теперь, что и тебя отлупить могут, — роились злые мысли. — Учись быть, как все!»

— …наверное, на том берегу! — различил я Витины слова.

— Наверное…

Тропок в обход озера хватало, мы двинулись по самой натоптанной, что вилась между ивами — их ветви-плети спадали космами до самой земли, путаясь в жухлом бурьяне. Я то прибавлял ходу, теряя спутника из виду, то замедлял шаг, когда его спина мелькала впереди. Сильнейшее напряжение сковывало меня, глаза обыскивали каждый кустик по дороге, а лоб горячили частые приливы тепла — чужак крался совсем рядом. Иногда мне казалось, что он находится справа, за моим плечом. Или слева — и немного впереди…

«Ничего, так даже лучше, — бестолково пересыпались думки в голове. — Сверхскорость — это особая примета. А нет ее — и ты сам как бы исчез, растворился среди местного населения! Да и, потом, прочные связки остались? Остались! И мышцы, крепкие на разрыв… Как там, в песенке? „Тренируйся, если хочешь быть здоров!“ Каратэ или кунг-фу? Долго очень, да и без наставника… Туго. Айкидо, может? Там особой силы не нужно. Вспоминай уроки товарища старшины!»

Подумав, я раскатал горловину свитерка, подтянул, как полумаску, пряча лицо до самых глаз, и накинул капюшон.

Щелчок затвора прозвучал, как лязг вагонной сцепки. Я шарахнулся в сторону, бросая взгляд в спину Виктору — шагов двадцать до него. И тут на тропу передо мной, бесшумно и безмолвно, шагнул чернявый мужчина — тот самый, из «вещего сна»! Худой, но жилистый и крепкий, он шел скрадом, плавно поднимая пистолет, темневший вороненным стволом.

Мой могучий рывок, чтобы метнуться с нечеловеческой быстротой, взрывая гальку туфлями, выдохся в жалкий тычок. Скуля с отчаянья, я пихнул стрелка обеими руками, как в вульгарной уличной драке. Выстрел все же громыхнул, но пуля с противным зудом ушла в песок. Чернявый еще падал, когда я добавил ему ногой, усылая в заросли ивняка. Пистолет, кувыркаясь, упал в траву.