где собрал всех своих адъютантов и дюжину французских солдат, и мужественно защищался, тем не менее русские драгуны вот-вот должны были захватить его. Наконец появились мы. Увидев нас, враги вскочили на лошадей и умчались. Мои кавалеристы преследовали их, убили человек двадцать и взяли нескольких пленных. У меня было двое раненых. Маршал Удино, очень довольный, что ему удалось ускользнуть от русских, выразил нам свою благодарность, и мой полк был ему эскортом до того момента, когда, прибыв во французский лагерь, он оказался вне опасности.

В то же самое время все маршалы Империи, казалось, решили не признавать между собой прав старшинства, поскольку никто из них не желал служить под командованием кого-либо из своих товарищей, сколь серьёзными ни были бы обстоятельства. Так, как только Удино взял на себя командование 2-м корпусом, Виктор, вместо того чтобы остаться под его командованием во имя разгрома Витгенштейна, покинул Удино и со своими 25 тысячами солдат направился к Коханову. Маршал Удино, оставшись один, в течение нескольких дней водил свои части по различным местам провинции и в конце концов расположил свой штаб в Черее, а авангард в Лукомле.

Во время небольшого боя на подступах к этому городу, происходившего при поддержке бригады Кастекса, до меня дошло наконец известие о том, что меня произвели в чин полковника. Если вы помните, в качестве начальника эскадрона я был ранен при Цнайме в Моравии, получил два ранения при Миранда-ду-Корву в Португалии, одну рану при Якубове, участвовал в четырёх военных кампаниях в том же чине и что, наконец, я командовал полком, начиная со вступления французов в Россию. Поэтому вы, скорее всего, согласитесь, что я заслужил мои новые эполеты. Я был за них очень признателен императору, особенно когда узнал, что он оставляет меня в 23-м полку конных егерей. Полк я очень любил и был уверен, что солдаты также любят и уважают меня. И правда, все они выразили свою радость. Все храбрецы, которых я так часто вёл в бой, все солдаты и офицеры пришли выразить мне своё удовлетворение по поводу того, что я оставался их командиром. Добрый генерал Кастекс, всегда обращавшийся со мной как с братом, захотел сам провозгласить меня командиром полка. И, наконец, сам полковник 24-го конно-егерского полка, хотя мы и не были близкими друзьями, счёл своим долгом явиться поздравить меня во главе своих офицеров, чьё уважение я также сумел завоевать.

Тем временем положение французской армии с каждым днём становилось всё тяжелее. Фельдмаршал Шварценберг, командир австрийского корпуса, совершив самое низкое предательство, только что дал пройти перед собой русским полкам Чичагова. Русские овладели Минском, откуда они угрожали нашим тылам. Тогда император наверняка сильно пожалел, что сделал командующим в Литве голландского генерала Хогендорпа, своего адъютанта, который никогда не участвовал в войне и не сумел ничего предпринять для спасения Минска, где он легко мог бы собрать 30 тысяч человек из дивизий Дюрютта, Луазона и Домбровского, находившихся в его распоряжении. Взятие Минска было весьма серьёзным событием, но Наполеон уделил ему слишком мало внимания, поскольку рассчитывал переправиться через Березину в Борисове, где мост находился под защитой крепости, которая была в хорошем состоянии и охранялась поляками. Уверенность Наполеона в этом была столь велика, что он приказал сжечь в Орше весь понтонный парк. Это было громадным несчастьем, потому что эти понтоны обеспечили бы нам быструю переправу через Березину. За переход через эту реку нам пришлось дорого заплатить обильно пролитой кровью!

Несмотря на свою уверенность в успехе переправы, Наполеон, узнав о занятии Минска русскими, потребовал от маршала Удино покинуть город Черею и отправиться форсированным маршем на Борисов. Но мы прибыли туда слишком поздно, поскольку генерал Брониковский, которому была поручена охрана крепости[133], видя, что он окружён многочисленным врагом, счёл, что его главной заслугой будет спасение гарнизона. Вместо того чтобы оказать ожесточённое сопротивление, которое дало бы корпусу Удино время прибыть ему на помощь, этот польский генерал оставил крепость, потом переправился со всем своим гарнизоном по мосту на левый берег и пошёл по дороге на Оршу, где соединился с корпусом Удино, встретив его на подступах к Наче. Маршал принял его очень плохо и приказал ему возвращаться вместе с нами к Борисову.

В руках Чичагова находились город, мост через Березину и крепость, господствующая над этим мостом. Этот адмирал, которому его успехи вскружили голову, горел желанием сразиться с французскими войсками. 23 ноября он выступил нам навстречу вместе с главными силами своей армии. Авангард этой армии составлял сильный кавалерийский отряд под командованием генерала Ламбера, лучшего из военачальников Чичагова. Местность была ровной, поэтому маршал Удино выставил перед пехотой дивизию кирасир, а перед ними шла бригада лёгкой кавалерии Кастекса.

Русский авангард, двигавшийся навстречу французам, столкнулся с нашими кирасирами в 3 лье от Борисова, на равнине у деревни Лошница. Кирасиры очень мало сражались во время всей этой кампании и попросили, чтобы им была оказана честь быть в первых рядах колонны. При виде этих прекрасных, ещё многочисленных полков, сидевших на хороших лошадях и сверкавших на солнце своими кирасами, русская кавалерия сразу остановилась. Затем, вновь обретя смелость, она бросилась вперёд. Наши кирасиры яростно пошли в атаку, опрокинули русскую кавалерию и убили или взяли в плен около тысячи человек. Чичагов, которого уверяли в том, что армия Наполеона была лишь массой безоружных людей, действовавших без всякого порядка, не ожидал подобной храбрости и поторопился отступить к Борисову.

Известно, что после атаки большие лошади тяжёлой кавалерии, особенно кирасирские лошади, не могут долгое время продолжать скакать галопом, поэтому 23-й и 24-й конно-егерские полки получили приказ преследовать противника, а кирасиры пошли во второй линии с умеренной скоростью.

Чичагов совершил не только ту ошибку, что встал перед корпусом Удино, но к тому же он притащил с собой весь обоз своей армии — свыше 1500 повозок! Так что в стремительном отступлении русских на Борисов царила такая сумятица, что два полка из бригады Кастекса нередко встречали помехи своему передвижению за счёт повозок, брошенных противником. Эта сумятица стала ещё больше, как только мы вышли в город, где улицы были загромождены багажом и тягловыми лошадьми, а между ними бродили русские солдаты, бросившие оружие и пытавшиеся догнать своих налегке. Тем не менее мы добрались до центра города, но потеряли драгоценное время, чем воспользовался противник, чтобы переправиться через реку[134].

Маршал приказал дойти до моста через Березину и попытаться переправиться по нему одновременно с русскими беглецами, но