Заключительный разговор состоялся 15 августа. Черчилль сообщил Сталину о запланированной на ближайшее время операции, во время которой 8000 человек и 50 танков закрепятся на берегу Ла-Манша на ночь, перебьют как можно больше немцев, а затем ретируются. Это будет «разведка боем», и ее, пояснил Черчилль, можно сравнить «с ванной, в которую опускаешь руку, чтобы проверить, не горяча ли вода». Атака на Дьеп состоялась 17 августа.

Затем Сталин пригласил Черчилля в свои кремлевские апартаменты «выпить на посошок». «Посошок» оказался банкетом, растянувшимся на шесть часов. Единственный напряженный момент возник при разговоре об арктических конвоях.

«Разве у британского флота нет чувства гордости?» – спросил Сталин. «Можете мне поверить, все, что делается, делается правильно, – ответил Черчилль. – Я очень хорошо разбираюсь во флоте и войне на море». «То есть я совсем не разбираюсь?» – парировал Сталин. – «Россия – сухопутное животное, – сказал Черчилль. – Британцы – животные морские».

Сталин помолчал, но потом к нему быстро вернулось хорошее настроение. Остаток вечера прошел в дружественных беседах на разные темы, в частности, Сталин вспоминал свою поездку в Лондон в 1907 г. для участия в конференции большевиков. Черчилль вернулся в загородную резиденцию в 3:15 ночи, чтобы уже в 4:30 ехать в аэропорт. В 5:30 утра самолет был в воздухе. В этот день советские войска были вынуждены оставить Майкоп, центр нефтедобычи на Северном Кавказе. Но линия обороны, которую Сталин показывал ему на рельефной карте, устояла.

17 августа Черчилль вернулся в Каир. Там у него состоялся длительный разговор с Александером и Монтгомери о готовящемся наступлении. На следующий день с Александером и Бруком он отправился на машине в штаб Монтгомери, расположенный в 200 километрах на берегу моря. Там, обсудив особенности войны в пустыне, он принял ванну. На следующий день снова говорили о том, как победить Роммеля. «Перед тем как лечь спать, – записал в дневнике Брук, – ПМ повел меня на пляж, где превратился в мальчишку, желающего побегать по морю. В результате он довольно сильно вымок».

В этот день канадские войска при поддержке нескольких американских и британских частей высадились в Дьепе. Рейд, как доложили Черчиллю, оказался успешным. Он «ошеломил» немцев. Было сбито 96 немецких самолетов. Британцы, правда, потеряли 98, но Черчилля заверили, что «тридцать пилотов спаслись». 20 августа, выступая на заседании военного кабинета, командующий операцией заявил, что опыт Дьепа окажется неоценимым при планировании будущего наступления через Ла-Манш.

20 августа Черчилль провел в Западной пустыне. Утром он плавал в море, затем посетил оборонительные укрепления Монтгомери, против которых, как было известно из перехваченных немецких сообщений, Роммель собирался вести наступление. «В тот день я повидал множество солдат, – позже вспоминал Черчилль, – которые приветствовали меня улыбками и радостными криками. Я инспектировал мой собственный полк, 4‑й гусарский. Собралось около пятидесяти или шестидесяти человек рядом с полевым кладбищем, на котором недавно похоронили их боевых товарищей. Все это было очень трогательно, и вместе с тем нарастало ощущение возрождающегося энтузиазма в армии. Все говорили, что изменения произошли после назначения Монтгомери. Я с радостью и утешением почувствовал, что это правда».

Вечером 24 августа Черчилль вернулся в Англию. В аэропорту его встречали Клементина и Рэндольф, а в Лондоне уже ждало сообщение от генерала Дугласа Макартура, командующего американскими войсками на Филиппинах. Теперь в Австралии он ждал подходящего момента, чтобы приступить к возвращению утраченных островов. «Если бы Провидение сегодня дало мне в руки все награды союзнических армий, – сказал Макартур старшему британскому офицеру своего штаба, – первым делом я бы наградил Крестом Виктории Уинстона Черчилля. Ни один из его кавалеров не заслужил его больше Черчилля. Пролететь шестнадцать тысяч километров по враждебным и незнакомым небесам, возможно, долг для молодых пилотов, но для государственного мужа, обремененного заботами мира, это проявление вдохновляющего мужества и героизма».

28 августа 1942 г. после перехвата секретных немецко-итальянских переговоров и дешифровки их в Блетчли британцы потопили три итальянских танкера, которые должны были доставить в Западную пустыню жизненно необходимое немецкой авиации горючее. Роммель, опасаясь столкнуться с нехваткой топлива, решил ускорить события и 30 августа перешел в наступление на оборонительные рубежи генерала Монтгомери. Но дефицит горючего оказался слишком серьезной помехой для прорыва грамотно выстроенных оборонительных укреплений. Каир и Александрия оказались вне пределов его досягаемости. Война приняла другой оборот.

В начале сентября Черчилль согласился направить Сталину арктический конвой, который был отменен ранее. Сталин впервые предложил обеспечить прикрытие конвоя бомбардировщиками дальнего действия к востоку от острова Медвежий. Еще одна опасность уменьшилась.

Каждый вторник Черчилль приглашал на ужин в свою резиденцию Эйзенхауэра и Кларка, американских генералов, отвечающих за высадку десанта в Северной Африке. 12 сентября он пригласил их в Чекерс, где обсуждение продолжилось при участии британских начальников штабов. Черчилль излучал бодрость и уверенность и вникал во все подробности. Ему по-прежнему приходилось нести груз плохих новостей из всех районов боевых действий. В этот день он узнал о потере 13 из 40 судов арктического конвоя, хотя их сопровождали 77 военных кораблей. Единственной компенсацией стало то, что эскорт истребителей британской морской авиации уничтожил 40 самолетов противника, потеряв при этом только четыре машины. Потеряны были всего два корабля эскорта.

Голосом из прошлого прозвучали для Черчилля слова поддержки от его восьмидесятитрехлетней тетушки Леони. 14 сентября она написала: «Я раздуваюсь от гордости за твои великие достижения – да, раздуваюсь, как старый зобастый голубь». Черчилль откликнулся: «С огромным удовольствием узнал, что ты следишь за моими трудами. Мне кажется, что судьба постепенно поворачивается лицом к нам, хотя путь предстоит еще долгий и тяжелый». Несколькими днями ранее он получил телеграмму от Уэвелла с обескураживающей новостью: долгожданное наступление на японцев в Бирме в этом году не состоится. Массовое заболевание малярией и нехватка британских военных кораблей сопровождения вынудили Уэвелла свернуть планы.

Читая дешифрованные немецкие сообщения о дефиците и болезнях в Западной пустыне, Черчилль распорядился отправлять Александеру не обычные их пересказы, а точные тексты, чтобы он и Монтгомери со своими разведслужбами смогли оценить слабости Роммеля и выбрать наилучший момент для наступления. Кроме всего прочего он ездил по стране, инспектируя военные базы и заводы по производству вооружений. 12 октября он посетил базу флота. «Ваше присутствие ободрило и вдохновило всех нас», – написал ему адмирал, командующий флотом.

В октябре Иден пытался добиться от Черчилля его мнения о послевоенной организации, состоящей из четырех великих держав. Черчилль раздумывал. «Выглядит на первый взгляд очень просто, – написал он. – Четыре державы – Соединенные Штаты, Британия, Китай и Советский Союз. Однако мы не можем знать, с какой Россией и с какими требованиями русских нам придется столкнуться. Будет громадной катастрофой, если русское варварство накроет культуру и независимость древних европейских народов». Черчилль говорил Идену, что, исключая Россию, надеется увидеть после войны «Соединенные Штаты Европы», где барьеры между странами будут в значительной степени минимизированы и возникнут неограниченные возможности путешествий. Новую Европу будут охранять международные полицейские силы, одной из задач которых будет держать Россию под контролем. Но пока ему не хотелось тратить время на такого рода вопросы. «К сожалению, – сказал он Идену, – война требует приоритетного внимания и от вас, и от меня».