Река Волхов. Современный вид

Но с именем Волха, Волхва, дело обстоит сложнее. Звавшийся так князь-оборотень — герой не только средневековых преданий, но и народных былин Русского Севера.[1920] Одна из версий происхождения названия реки «Волхов» связывает его с финским словом velho ‘чародей’, которое само восходит к славянскому «волхв». Скорее, название происходит от финского же Olhava.[1921] Но имя героя «Волх» вполне может быть обратной славянизацией именно этого финского слова, в условиях смешения словен и «води». Река же «Волхов», «Волхово», «Волхова» у славян затем легко понималась как «река Волха».[1922] Все это помимо уникального содержания указывает на древность предания о Волхе. Оно сложилось в условиях славяно-финского слияния на землях Новгородчины в первые века ильменского племенного союза, в языческую эпоху.

Что же говорит о Волхве книжное сказание XVII в.? «Старший сын князя Словена Волхов, бесоугодник и чародей лютый среди людей, тогда бесовскими ухищрениями обманы творил многие, преобразуясь во образ лютого зверя коркодила, и залегал в той реке Волхове путь водный, и непокорных ему кого пожирал, кого, повергая, топил. Потому-то люди, тогда невежественные, сущим богом того окаянного нарекли, и Громом или Перуном нарекли его… Поставил же он, окаянный чародей, ночных ради обманов, собрания бесовского, градок малый на месте некоем, зовущемся Перынь, где и кумир Перунов стоял. И баснословят об этом Волхве невежды, говоря якобы «в боги сел» окаянный. Наше же христианское истинное слово, неложным многократным испытанием, вывели о сем окаянном чародее Волхве, что зло разбит и удавлен от бесов в Волхове и обманами бесовскими окаянное его тело отнесено было вверх по оной реке Волхову, и извержено на брег против волховного его городка, где ныне зовется Перынь. И со многим плачем тут был погребен невеждами окаянный, с великой тризной поганской, и могилу насыпали над ним очень высокую, каков обычай поганым. И через три дня после окаянного того тризнища просела земля и пожрала мерзкое тело коркодилово, и могила его просыпалась с ним на дно адово, так что и доныне, как рассказывают, знак ямы той не наполнится. Другой же сын Словена, младший, Волховец жил с отцом своим… и родился у Волховца сын Жилотуг, и протоку назвали по имени его Жилотуг, ибо в ней утонул еще в детстве».

Во времена образованного новгородца, записавшего сказание, в его героя кое-кто еще верил как в полубога. Полемика с подобными «невеждами» для автора весьма важна. Не она ли и заставила его записать языческий миф? Но спустя две сотни лет уже сам народ, носитель предания, стоял на точке зрения писателя XVII в. В новой записи предания, сделанной уже в XIX в., имя Волха исчезает, а персонаж рисуется сущим демоном: «Был Зверь-змияка, этот Зверь-змияка жил на этом самом месте, вот где теперь скит святой стоит, Перюнской. Кажинную ночь этот Зверь-змияка ходил спать в Ильмень-озеро с волховскою коровницею. Перешел змияка жить в самый Новгород…» Далее рассказывается, как князь Владимир окрестил Русь, как «Новый город схватил змияку Перюна да и бросил в Волхов. Черт силен: поплыл не вниз по реке, а в гору — к Ильмень-озеру; подплыл к старому своему жилью — да и на берег!». Владимир велел бросить «дьявола» обратно в воду и поставить на Перыни церковь.[1923] При отождествлении Волха и Перуна, которое мы видим уже в изначальном предании, подобное смешение эпох вполне органично. Кое в чем предание XIX в. дополняет средневековое, кое в чем повторяет. Скажем, в описании того, как «черт» поплыл против течения Волхова к «старому своему жилью» и там извергся на берег.

В былине, записанной в нескольких вариантах на протяжении XVIII-ХХ вв. Волх — тоже князь и тоже оборотень. Он рождается от княжны, обесчещенной летучим змеем: [1924]

Рождение Волха сопровождается грозными знамениями в природе:

Подросши, Волх обучается различным «мудростям»:

Когда Волху исполняется двенадцать лет, он начинает себе набирать дружину из воинов-погодков. К пятнадцати годам набралось семь тысяч. С ними Волх выступает в поход на далекую южную страну, «Турец-землю» или «царство Индейское», и завоевывает ее. Здесь мы видим слияние преданий о Волхе с древним воинским эпосом, принесенным предками новгородцев с «Дуная». Эта часть былины, более древняя, чем имя героя, немало говорит нам о жизни и психологии древнего славянина еще эпохи Переселения народов, V–VII вв.[1925] Именно былинный эпос сохранил Волха почти таким, каким его почитали предки новгородцев — доблестным героем и одаренным вождем. Его оборотнические способности здесь не в малой степени не осуждаются. Они показаны как естественное — и крайне полезное для «своего рода» — наследство отца-Змея.