В эпоху, когда духовенство составляет каркас общества, такая независимость может расцениваться как настоящая национальная автономия.

Отныне на протяжении долгих веков стремление Кипра к свободе будет неразрывно связано с его Церковью, выражаться посредством его Церкви и поддерживаться, если не вдохновляться, его автокефальной Церковью.

Смутное, кровавое Средневековье, отмеченное смятением среди народов, пришло в Западную Римскую империю в V веке вместе с нашествием варваров с севера. Для Восточной Римской империи оно начнется позже, в VII веке, явившись с юга вместе с арабским нашествием.

Во время долгого конфликта, противопоставившего Византийскую империю и оттоманских завоевателей, а затем в течение всего периода Крестовых походов исключительное стратегическое положение Кипра стоило ему немалых неприятностей.

В 647 году его завоевывает халиф Усман ибн Аффан и по свойственной «всадникам Пророка» привычке стирает с лица земли его прекрасную, блистательную древнюю столицу Саламин. Двумя годами позже Кипр возвращается в империю. В 802 году он снова становится добычей, теперь Гаруна аль-Рашида, того самого, который отправлял свое посольство к Карлу Великому; затем, в 963 году, в царствование императора Никифора II Фоки, вновь отходит к Византии. Византийские правители, которые управляют Кипром в течение следующих двух столетий, лишь номинально являются представителями византийского императора. На самом деле они правят как независимые монархи. Последний из них, Исаак Комнин Кипрский, принял даже титул деспота.

Бури Третьего крестового похода забрасывают на берега острова Афродиты английского короля Ричарда Львиное Сердце, который благополучно его захватывает. Глядя на развитие этих удивительных походов, никогда нельзя сказать, против кого именно выступали крестоносцы: против мусульман или против православных христиан… Это в том случае, когда они не дрались между собой! В чем тут дело: в климате, в палящем солнце или в постоянстве человеческой природы? Крестовые походы напоминают коалицию ахейских царей; латинские короли оскорбляют друг друга и ссорятся в точности как герои Гомера. Разве Ричард, к вящему удовольствию Филиппа Августа, не окажется по возвращении из Святой земли в заточении у эрцгерцога австрийского за оскорбление, нанесенное им при осаде крепости Сен-Жан д’Акр?

Ричард Львиное Сердце был отпущен из тюрьмы только за двести пятьдесят тысяч флоринов выкупа, из чего становится ясно, почему он был вынужден продать Кипр тамплиерам. Те же, надо признать, повели себя там из рук вон плохо. Так плохо, что население не смогло с этим примириться и тамплиеры в 1192 году перепродали Кипр Ги де Лузиньяну, наследному королю эфемерного Иерусалимского королевства, основанного во время Первого крестового похода Готфридом Бульонским.

После чего посреди этого большого залива, ставшего уже чисто мусульманским, образовалось христианское — французское! — королевство, просуществовавшее там — подумать только! — три полных века: с середины царствования Филиппа Августа до смерти Людовика XI. Три столетия на Средиземном море правили государи, именовавшиеся Ги, Амори, Анри, Гюг, Жан, Жак, Пьер или Луи[45].

Ну и каким же явился взору французских монархов «остров счастья»? Почти таким же, каким мы видим его сегодня, может, еще пышнее — удивительным природным музеем, куда ветра и люди занесли семена всех видов растений с трех континентов, настоящим ботаническим садом Средиземноморья, где растут рядом дуб и апельсиновое дерево, кактус и платан, алеппская сосна, бамбук и тополь, где на южных берегах тянутся к небу банановые рощи, где лоза дает удивительно вкусное вино, где оливковые деревья подставляют солнцу свои округлые серебристые кроны, где бело-розовыми коврами стелется по долинам цветущий миндаль, где воздух напоен ароматом лимона и гвоздики и где на склонах Троодоса, этого кипрского Олимпа, растут раскидистые кедры, прославившиеся еще с библейских времен.

Прибавьте к этому климат, летом иногда душноватый, но восхитительно теплый и солнечный в остальные месяцы, когда вся Европа дрожит от холода; можно понять французских королей, которые пришли от всего этого в восторг.

Давайте представим себе, как они едут, одетые в парчу и бархат, верхом на конях, покрытых шелком и украшенных серебром, в сопровождении своры гончих, едут по этому чудесному растительному ковру, сотканному неутомимой природой. Людовик Святой провел в королевстве Лузиньянов лучшую зиму за все время своих Крестовых походов.

Когда рыцари странноприимного ордена Святого Иоанна Иерусалимского, или госпитальеры, были изгнаны из Святой земли, они почти на двадцать лет нашли здесь спасительное пристанище. Здесь же они восстановили свой орден, прежде чем стать рыцарями Родоса и Мальты.

В XIV веке для Кипра наступает золотой век, в самом денежном смысле слова, в течение которого он наиполнейшим образом оправдывает свое название «остров счастья».

После падения крепости Сен-Жан-д’Акр Папа Римский своим указом запрещает христианским королевствам Запада какую бы то ни было торговлю с мусульманами. С этого момента основная торговля с Востоком сосредоточивается в кипрских портах, превратившихся в гигантские международные склады. Все пряности Азии, ароматы, ладан, жемчуга, самоцветы, сирийский хлопок, вышивки, шелка, золотые ткани, драгоценные масла, благовония, украшения, золотая и серебряная утварь проходят через Кипр, главным образом через Фамагусту, в несколько лет превратившуюся в один из значительнейших городов Леванта, ставшую чем-то вроде средиземноморского Гонконга наших дней.

Путешественники тех времен, которым довелось побывать в Фамагусте, оставили нам восхищенные рассказы о великолепии, богатстве, живописности этой торговой метрополии. Негоцианты всех рас в национальных костюмах — греки, евреи, сирийцы, армяне, арабы, эфиопы — смешивались на ее улицах, образуя единую красочную толпу. Все христианские религии — латинская и греческая ветви, несториане, армяне, яковиты и представители сирийской православной церкви — уживались там, являя собой пример веротерпимости, все имели свои монастыри, свои храмы. Говорят, в городе насчитывалось триста шестьдесят пять колоколен, по числу дней в году, за что Фамагусту называли звенящим городом. И громкому звону бронзовых колоколов, отбивающих часы, повсюду со столов менял вторил звон золотых монет, частый, как биение секунд.

Все крупные торговые города — Венеция, Генуя, Пиза, Анкона, Монпелье, Нарбонна, Барселона — имели в Фамагусте своих консулов, соперничавших между собой в роскоши дворцов, над которыми развевались стяги их стран.

Один купец похвалялся, что построил великолепную церковь, потратив третью часть от прибыли, полученной за одну только поездку. Другие — братья Лахас, чья щедрость навсегда спасла их имена от забвения, — в дни приемов ставили на стол, как ставят обычно сласти или печенья, блюдо, наполненное драгоценными камнями, и гости могли брать их себе, сколько им было угодно. Дочери горожан получали в приданое драгоценности, «которые стоили дороже, чем все украшения французской королевы». И нередки были случаи, когда состояние куртизанки оценивалось более чем в сто тысяч флоринов, что равнялось половине состояния какого-нибудь короля.