— Ну-ну, ждать ты себя никогда не заставляешь, — Андрюша улыбался широко и по-доброму, к моим выходкам он уже привык.

— Обрисуй-ка мне картину, — попросила я Мельникова выдать официальную версию случившегося.

— Лады, — согласился он. — Слушай и записывай, — это было его любимое выражение. — Девушка перенервничала и решила отомстить своему спутнику жизни подобным варварским способом. Очевидно, страдала эмоциональной неуравновешенностью и склонностью к суициду. Психологи объясняют это врожденной тягой к саморазрушению.

— Если можно, то, пожалуйста, конкретнее по данному случаю, — настаивала я. Ментовские научные выкладки общепсихиатрического характера интересовали меня сейчас меньше всего.

— Запросы у вас, сударыня, — Андрей продолжал шутить. — В данном случае, — он сделал акцент на этих словах, — девушка оставила записку, в которой сообщила нам, что «больше так не может». Не знаю только, как именно «так».

— Почерк ее? — спросила я. В случае самоубийств всегда появляются сомнения…

— Графологическая экспертиза еще не готова, но по предварительным данным — да, скорее всего, ее.

— Чем она отравилась?

— Сердечным гликозидом. В медицинской практике применяют препараты из разных видов наперстянки. Мы имеем дело с наперстянкой пурпуровой. По-латыни это называется… — Он извлек из кармана пиджака листочек с надписью и прочитал по слогам: — Digitalis purpurea L. Используют высушенный лист наперстянки и изготовленные из него препараты, выпускаемые в различных формах. Марина выпила порошок зеленого цвета из размельченных листьев. Причем гигантскую дозу, смертельную даже для здорового человека. А она, если верить мужу, страдала выраженной брадикардией, то есть замедленным сердцебиением. При таком заболевании дигиталис вообще противопоказан. Марина должна была об этом знать.

— А перепутать флаконы она не могла?

— А как же тогда записка? — в ответ спросил Мельников.

Я должна была признать, что он прав. И все-таки меня не оставляла уверенность, что Марина покинула этот мир не по доброй воле.

— Соседей уже опрашивали? — поинтересовалась я у Андрея.

— Еще нет.

— Тогда, может быть, я начну, а вы продолжите? — предложила я ему свою не совсем бескорыстную помощь.

— С тобой в любом случае спорить бесполезно, — вынужденно согласился лучший мент города Тарасова.

Свой поход по соседним квартирам я начала с верхних этажей. Долго не было никаких результатов: кто-то предпочитал отмалчиваться, кто-то ссылался на крепкий сон, а кто-то и вовсе реагировал на вопросы откровенно враждебно. Я уже почти совсем отчаялась, как буквально в последней по счету квартире, уже на первом этаже, надо мной соизволила смилостивиться Фортуна.

Дверь открыла симпатичная девушка с красивыми, но крупноватыми чертами лица. На первый взгляд она показалась мне довольно юной, но, приглядевшись внимательнее, я поняла, что это впечатление обманчиво. Плавный силуэт прически в стиле «Битлз» и каштановый цвет волос смягчали резкие контуры лица. Девушка слегка улыбалась чуть тронутыми перламутровой помадой губами и взирала на мир прямым честным взглядом миндалевидных глаз теплого орехового оттенка.

У нее в ногах суетился палевый коккер-спаниель, заливаясь радостным лаем. Девушка еле сдерживала собаку, когда она бросалась в мою сторону с явным намерением познакомиться поближе.

— Джессика, прекрати! Фу! — прикрикнула хозяйка, но собачка, не обращая на ее окрик абсолютно никакого внимания, смешно подпрыгивала и путалась в ее длинной клетчатой юбке.

— Ну же, довольно! — попыталась урезонить непослушную Джессику и я, но тоже совершенно безрезультатно.

Наконец девушке удалось подцепить к ошейнику поводок, и она, овладев ситуацией, вздохнула спокойно.

Я представилась следователем, предъявив свое старое, просроченное, но иногда выручающее меня удостоверение. Девушка пригласила войти в холодную квартиру, кутаясь в традиционную шотландскую накидку. В ней она выглядела на удивление стройной и элегантной. Накидка на груди скреплялась булавкой, а изумрудно-оранжевые тона ткани подчеркивали глубину ее широко распахнутых глаз.

— Как к вам обращаться? — поинтересовалась хозяйка.

— Зовите Татьяной, — предложила я. Фамильярность в данном случае меня особенно не смущала.

— А меня зовут Леной, — сказала она в ответ.

— Очень приятно познакомиться, Леночка, — я нисколечко не лукавила, а и впрямь ей симпатизировала, буквально с первого взгляда.

— Хотите кофе? — осведомилась она. Я с удовольствием согласилась. А разговор за чашкой обжигающего, хорошо приготовленного напитка оказался не только приятным, но и занимательным.

— Этой ночью ничего подозрительного вы не заметили? — спросила я, уже не особенно полагаясь на успех.

— Не хочу показаться нескромной, — мягко произнесла Елена, — но вы не могли бы мне для начала объяснить, что же все-таки произошло? Не каждый день сталкиваешься с сотрудниками уголовного розыска, да еще и отвечаешь на их вопросы.

— Марина Калугина из четырнадцатой квартиры умерла, — жестко сказала я.

Леночка всплеснула руками, словно встревоженная птица крыльями, и воскликнула:

— Какой ужас! Вы считаете… — она замялась, — что ее могли… убить?

— Это установит следствие, — лаконично ответила я.

— Вчера поздно вечером, — Лена начала свой рассказ, — я уже улеглась в постель и почти уснула, когда Джессика начала поскуливать и корябать дверь. Сначала я решила, что она просто просится на прогулку. Но очень не хотелось выбираться из-под теплого одеяла. На всякий случай я решила-таки взглянуть в «глазок», потому что моя девочка, — она ласково потрепала собачку по холке, — всегда реагирует, когда кто-то проходит мимо, а у меня есть слабость — я жутко боюсь по ночам оставаться одна, но куда деваться… — Лена вздохнула. — Так вот, — продолжила она, — по лестнице спускались двое незнакомых людей: мужчина — темноволосый, в кашемировом пальто и молодая женщина — очень красивая блондинка. Знаете, броский такой тип! Но я ни о чем таком не подумала и завалилась спать, — Лена пожала плечами. — Благо Джесси успокоилась.

Я насторожилась — неужели Лаки наследила?

— Мужчина не называл ее по имени?

Леночка задумалась, комкая в руках края своей шали. В пальцах у нее путались ниточки от кистей бахромы.

— Нет, — наконец сказала она. — Я бы запомнила.

— А какие-нибудь особенные приметы…

— Нет, ничего такого я не заметила. Хотя…

— Что? — спросила я взволнованно, предчувствуя, что вот-вот выйду на верный след.

— Может быть, мне просто показалось, но мужчина выглядел как художник или представитель какой-нибудь другой творческой профессии. В общем, человек не от мира сего. Такие обычно к богеме принадлежат.