— Вы меня извините, манерам мне еще учиться и учиться. Насчет поста в деревнях известны правила, только я не люблю ничего показного. Сама его, честно говоря, не придерживаюсь, но приветствую, когда от всей души человек пытается очиститься. Ведь в этом смысл, в духовном очищении. Никак не в отказе от скоромной пищи.

— Замечательно, что ты все так глубоко понимаешь, — Маковецкая добавила в бокалы немного вина. — Лучше есть мясо, чем грешить языком и мыслями. Предлагаю тост за тебя, милая. За исполнение твоих планов, за твое женское счастье. Кажется, ты стоишь на пороге больших перемен? Пусть они принесут тебе то, чего ты от них ждешь.

Хрустальные бокалы со звоном прикоснулись друг к другу. Валя смотрела, как Маковецкая, не спеша, смакуя, отрезала маленькие кусочки мяса и с наслаждением запивала его вином. Почему-то девушка снова поймала себя на мысли, что сравнивает ее с мамой. Они такие разные. Вероника Сергеевна намного старше, но с нею Валя чувствовала себя как с подругой, советчицей. Конечно, и с мамой можно было всегда говорить на любые темы, но подсознательно некоторые детали утаивались. То ли от нежелания беспокоить, огорчить, то ли от смущения. Этакий кодекс общения, усвоенный Валей с малых лет. Она видела, как разговаривала мама с бабушкой, и теперь понимала, что той строгости и дистанции, которую держали они, в ее отношениях с матерью не было. Наверное, это и к лучшему. При всем уважении к старшим обращаться к самому родному существу на «вы» казалось глупостью.

Вероника Сергеевна незаметно наблюдала за своей гостьей. К сожалению, можно признать, что годится она ей не в дочки, а во внучки. У нее никогда не было ни той, ни другой. Сколько раз пыталась не думать об этом, не искать поводов для слез. Хорошо бы и сейчас сдержаться, а то Валюша подумает, что она выжила из ума. Так приятно общаться с этой милой девушкой. Она такая естественная, располагающая к себе. Должно быть, ее избранник тоже рассмотрел ее прекрасные качества. Современные девушки слишком раскрепощены, лишены известной доли наивности, романтики. Они не стыдятся предлагать себя, считая это прогрессивным, заслуживающим внимания шагом к уравниванию полов, но кому нужно такое? Женщина должна оставаться женщиной, перестройка сознания ведет к вырождению.

Вот сидит перед ней молодая, здоровая, красивая девушка. Спроси любого, что лучше — ее природная русая коса или выкрашенные хной, поблекшие от химий волосы ее современниц? Маковецкая утешала себя мыслью, что любой нормальный мужчина предпочтет первое. Ее сыну тоже всегда нравилось естественное, ненапыщенное. Любитель всего прекрасного, он находил себя в общении с природой. Потому и поступил в тимирязевскую академию в Москве. Как она просила его не уезжать из дома! С его знаниями он мог бы спокойно учиться в любом вузе Горинска. Но Сергея не страшили никакие расстояния, он бредил агрономией. Еще со школьных времен постоянно возился с цветами, с удовольствием рассаживал бесконечные грядки на даче соседей. Они, видя его увлеченность, всегда брали его с собой. Мальчик вел тетради, в которые записывал результаты своих опытов. Он с увлечением рассказывал матери, как лучше выращивать то или иное растение. Читал книги, которыми в его возрасте мало кто интересуется. Маковецкая удивлялась, не понимала, в кого у него эта усидчивость, удивительная работоспособность. Он никогда не докучал ей, всегда был чем-то занят, мечтал о том, что его новые разработки будут способствовать повышению урожайности. С взрослением увлечение стало смыслом жизни. Он гордо нес свою фамилию, он не ставил целью прославиться. Просто хотел делать свое дело на все сто. А она фантазировала, что ее сын рано или поздно добьется успеха. Его мало волновало, что при этом он стал бы известным человеком. Главное — цель, результат, польза. Он был таким романтиком, ее Сережа. Внешне больше походил на отца, а вот духом — в нее. Его тоже трудно было остановить, когда он что-либо решал. Так и его учеба в далекой столице была решена, его поездки на практику в села. Большинство прилагали все силы, чтобы остаться на кафедре, чаще попадаться на глаза профессорам, постараться обратить на себя внимание. А он с удовольствием поехал после окончания академии в какое-то село поднимать там сельское хозяйство. И это с его дипломом. Минус одна четверка, и он мог стать «красным», Сергей принципиально не стал пересдавать историю КПСС, с преподавателем которой у него вышел спор на экзамене. Что-то связанное с Бухариным, Рыковым. У студента был слишком нестандартный подход к вопросу, так примерно объяснил ей сын полученную четверку. Тогда больше, чем Сергей, огорчилась сама Маковецкая. Сын посмеивался, но и утешал одновременно.

— Разве в этом счастье или беда, мама? — улыбаясь, спрашивал ее он.

Как он был прав. Он слишком рано научился выделять главное, бережно относиться к времени, которого ему всегда не хватало. Вероника Сергеевна прижала руку к груди, почувствовав, что сердце заколотилось, сбивая дыхание. Вот и Валюша испуганно смотрит на нее.

— Все в порядке, девочка, просто воспоминания, тяжелые и навсегда.

— Если хотите, поделитесь, легче станет, — подсаживаясь на диван к хозяйке, тихо сказала Валя. Она взяла в свои руки маленькую, хрупкую ладонь женщины и, вглядываясь в глубокие линии судьбы, покачала головой: — У вас линии роковой женщины.

— Что сие означает?

— Только, чур, ничего не брать близко к сердцу. Все приблизительно.

— Не томи, я сгораю от нетерпения.

— Ничего нового о себе самой вы от меня не услышите. Это было бы глупо. Кто лучше знает себя? А понятие роковой женщины — что-то вроде символа одиночества, ибо ни один мужчина не может находиться с нею долго рядом.

— Что же с ним случается?

— Обычно — смерть. Неожиданная, нелепая, в виде несчастного случая, даже от алкоголя. Я знаю одну старушку, пережившую трех мужей, двух сыновей и одного внука. Все они умирали мученической… — И вдруг Валя поняла, что зашла со своей хиромантией слишком далеко. Она коснулась именно той запретной темы, о которой, даже получив разрешение, лучше не говорить. Напряженное лицо Вероники Сергеевны подтверждало, что нужно поскорее перевести разговор в другое русло.

— Ты не сказала ничего такого, от чего стоило бы смущаться нам обеим, — пришла ей на выручку Маковецкая. Она встала, на минуту вышла. Вернулась с пачкой сигарет и спичками. — Не возражаешь, если я закурю?

Валя жестом показала, что ничего не имеет против. Вскоре запах табака распространился в комнате, забивая аромат жареного мяса, тонкий букет вина. Эту удивительную женщину даже сигарета украшала. Делала загадочной, неприступной, задумчивой. Валя съежилась, словно от холода, а Вероника Сергеевна протянула ей небольшой коричневый альбом с фотографиями. На одном фото семейный портрет: Маковецкая, еще совсем молодая, рядом красивый, широкоплечий мужчина, на коленях которого сидит мальчик, похожий на него. Странная композиция фотографии: обычно ребенок занимает место между родителями, а здесь явно пришлось подстраиваться под желание мальчика восседать у папы.

— Это — моя семья. Одному сейчас было бы шестьдесят пять, другому — сорок два. Они решили оставить меня существовать в одиночестве. Если и была когда-нибудь идеальная пара, так это мы с мужем. Его я очень любила, и только Сережа заставлял меня держаться, не давал впасть в депрессию. А когда и его не стало, я поняла, что если Бог дает мне это испытание, я приму его. Но всю жизнь я пытаюсь разобраться, за какие грехи я плачу такой высокой ценой? Он оставил меня жить… Не жить, нет. Переступить через смерть своего ребенка, что может быть страшнее? Человек — животное, которое многое может вынести, а потом еще и улыбаться, есть, пить, чему-то радоваться. — Валя молча перевернула лист альбома. Фотография красивого молодого человека в строгом сером костюме, галстуке. Невероятно красивые глаза, черно-белая фотография не давала в полной мере ощутить их глубину. Девушке показалось, что они должны были быть такими же голубыми, яркими, как у его матери. Маковецкая взглянула на снимок и улыбнулась. — Это он только окончил четвертый курс академии. У него в то время появилась девушка. Он был на практике там, где она жила. Надо же, почти пять лет провел в столице и ни на кого внимания не обращал. Я все время спрашивала, когда же он хорошенько посмотрит вокруг себя? В тот последний приезд домой он был такой счастливый, окрыленный. Я была благодарна этой девушке только за то, что она сделала его таким. Он обещал меня с нею познакомить. Говорил, что я сразу полюблю ее так же, как это произошло с ним. Он говорил, что у нее удивительные длинные волосы и сияющие серые глаза. Знаешь, он хотел послать ей этот снимок, чтобы она поняла, что он помнит о ней. Он очень переживал, боялся потерять ее.