– А если я окружу себя каким-нибудь полем, ты сможешь взять меня с собой?

– Ризи, обещаю, что всегда буду помогать тебе. То есть постараюсь делать так, чтобы тебе было лучше. Но ты мутант, а ни один мутант никогда и ни при каких обстоятельствах не попадет в рай, и я ничего в этом смысле изменить не могу! Это не придуманный закон, это закон природы… – От отчаяния глаза сестры наполнились слезами, и она отвернулась.

Этот разговор, который состоялся несколько лет назад, навсегда врезался в память Ризу. И вот сейчас Джен уверяет, что через три месяца все может измениться. Нет, не через три месяца. У него есть «столько времени, сколько они с Дюшкой будут вместе». А потом? Что может случиться потом? На этот вопрос ответа, даже приблизительного, у Ризенгри не имелось. Допустим, Дюшка станет ангелом. Говоря проще, умрет, не совершив ни одного плохого поступка. Плохо, если Дюшка умрет. Хотя какая разница, умрет Дюшка или нет? Ризу было решительно наплевать, что станет с Клюшкиным. Или от злости казалось, что наплевать. Главное – догадаться, что он сам должен успеть сделать за оставшееся время. Но никаких идей на этот счет в голову не приходило. Зато было ощущение, будто он собирает огромную мозаику-пазл, в которую кто-то намеренно или по ошибке подсыпал деталек из другой игры. Лишние кусочки упорно не желали вклиниваться в общую картину, но выбросить их тоже было нельзя. И Ризи все крутил и так и этак, пытаясь найти им подходящее место, а оно все никак не находилось. Да и вообще, имеющихся деталек было явно недостаточно. Тогда Ризенгри вылез из-под одеяла и отправился за недостающими детальками.

Была уже почти середина ночи, но родители все еще сидели в гостиной и не думали отправляться спать. Риз решил, что они обсуждают его недавние превращения, но они вспоминали какой-то исторический месксиканский сериал. Это было по меньшей мере странно. Мама вязала – этим старинным занятием вот уже два сезона подряд увлекалась добрая половина женщин в округе; папа неторопливо раскачивался в кресле, время от времени переключая каналы. В комнате пахло хвоей, а по стенам были развешаны рождественские гирлянды с шарами. Идиллия, да и только. В тот момент, когда Риз, убедившись, что подслушивать нечего, наконец вошел в комнату, мама озабоченно сказала:

– С трудом представляю себе, чтобы женщины могли носить такие нелепые юбки до пола.

– Особенно ужасно выглядят оборки сзади, – с энтузиазмом вставил папа.

– Не могу с тобой согласиться. Сзади оборки выглядят очень даже ничего.

Ризенгри они, похоже, и не замечали. Мама вязала с закрытыми глазами, так, будто прочесывала пространство на предмет наличия в нем посторонних мутантов, способных подслушивать мысли.

– Ты так считаешь? Ты действительно так считаешь? Да любая такая оборка, – отец чуть не задыхался от волнения, – может в любой момент привести к катастрофе!

– Вы что, спятили? – поинтересовался Ризи, усаживаясь на диван.

Мебель в гостиной была огромная, мягкая и очень уютная. Кроме того, она ежедневно меняла окраску, а иногда развлекалась: становилась того же цвета, что и одежда сидящего на ней. Сегодня диван, на который плюхнулся Ризи, пестрел розовыми елочными шарами, утопающими в ослепительно-белом сугробе.

Родители переглянулись.

– Мы обсуждаем фильм, – как ни в чем не бывало ответила мама.

– А почему любая оборка может привести к катастрофе?

– Это я так сказал? – смутился папа. – Ну, я имел в виду, что… э-э…

– Это же так просто! – нашлась мама. – Папа подумал, что в такой длинной оборке можно запутаться, упасть. А если рядом, например, поезд? Раньше ездили исключительно на поездах. Запросто могла произойти катастрофа.

– Вы точно спятили, – вынес окончательное решение Риз. – Обсуждаете какие-то дурацкие оборки, а то, что ваш сын – мутант четвертого порядка, вас вроде и не касается.

– Займись ребенком, Элиот! – приказала миссис Шортэндлонг и отключилась.

Ризи понял, что она опять сканирует случайных прохожих.

– Я бы хотел обсудить твою весьма посредственную успеваемость, – стараясь быть строгим, произнес мистер Шортэндлонг, повернувшись к сыну. – На последнем родительском собрании тебя хвалили, но это еще ни о чем не говорит.

– Все чисто, ребята, – облегченно вздохнула миссис Шортэндлонг, открывая глаза.

– Четвертые мутанты умирают во младенчестве, – быстро сказал отец. – Уже хотя бы поэтому ты никак не можешь быть четверкой. Третьи мутанты тоже способны менять свою внешность, в принципе в этом нет ничего особенного. Способности к регенерации у всех индивидуальны.

– Тройки могут меняться с такой же скоростью, как это делаю я?

– Ну, в смысле скорости ты у нас талант, не спорю.

– О чем ты говоришь, па? Если бы это был просто талант, вы не стали бы меня прятать, подделывать документы, менять страны. Ты даже работаешь пятый год по другой специальности – ради меня. Вы с детства внушили мне, что меня могут прикончить только за то, что я не такой, как все, но это неправда.

– Это правда!

Марсия Шортэндлонг не принимала участия в разговоре. Она снова закрыла глаза, прочесывая местность.

– Это не совсем правда. Да, меня могут убить, забрать в секретное управление, разделить на клеточки, засунуть под микроскоп или сделать еще что-нибудь в этом роде. Но, поверни вы по-другому, я мог бы стать мировой сенсацией, звездой, о которой говорят на каждом перекрестке. Это же было так просто – позвонить на телевидение – и все! Знаете, почему вместо этого вы прячете меня, как уродливую крысу? Ради Джен. Ради нее, я понял. Вам незачем скрывать, что я – уникальный мутант. Но вам позарез нужно скрыть, что Джен – ангел. Что вы, мутанты, смогли когда-то родить ангела.

– Ты несправедлив, сынок. Мы приехали сюда только ради тебя. Джен сказала, что если ты подружишься с Андрюшей Клюшкиным…

– Ага, опять Джен! Джен сказала, и вы переехали. Вы всю жизнь пляшете под ее дудку!

– Тихо! – встрепенулась вдруг мама, и Ризи мгновенно замолчал, подчиняясь глубинному инстинкту самосохранения.

– И все-таки это был замечательный фильм, несмотря на оборки, – сказал папа.

– Ты прав, дорогой, – кивнула головой мама и повернулась к сыну. – Однако нам всем давно пора спать. Нельзя же так нарушать режим!

– Я не хочу спать, – нахмурился Риз.

– Подумай о чем-нибудь хорошем, милый, и засни, – сказала мама. – Обязательно подумай о чем-нибудь хорошем. Скорее!

И Риз-Венька ее понял.

– Я буду думать о том, куда мы поедем отдыхать летом, – ответил он, честно пытаясь представить себе то место, где они уже были в прошлом году.

Это у него получилось. Медленно, во всех подробностях он представил себя идущим вдоль белесой кромки моря, по которому только что прошлись чистильщики. Вдруг воздух в комнате вздрогнул и разошелся невидимыми концентрическими кругами. Вот Венька нагибается, берет загорелой рукой мокрый морской камешек… Воздух вздрогнул еще раз, испустив такие же круги, но только в другой плоскости. Вот он подбрасывает камешек вверх, задирает голову и долго-долго смотрит, как тот летит. Третья, и последняя, серия кругов прошла сквозь голову Риза, где-то за спиной соединилась с двумя первыми, и все исчезло.