* * *

В течение восьми недель солнце не покидает небосклона. Силка учится расслабляться и каждый воскресный вечер гуляет по лагерю вместе с другими женщинами из их барака. Они обследуют окружающую обстановку. Чтобы защититься от комаров и мошкары, они закрывают все тело и обматывают лица шарфами. Силка продолжает уговаривать Йосю, чтобы не искала Вадима и не встречалась с ним, что он не ее будущее.

Однажды вечером рядом с Силкой оказывается Ханна, которая оттесняет ее от Йоси, крепко взяв за локоть. Силка чувствует запах ее несвежей одежды, сальных волос.

– Чего тебе надо? – спрашивает Силка.

– Знаешь, на войне люди вроде нас с Леной сопротивлялись всякой подавляющей силе – нацистам, Советам…

– Я знаю. Вы героини.

– А в то же время некоторые просто ложились под них, даже получая выгоду от этого спаривания, пока другие вокруг них умирали.

Ханна еще сильнее стискивает руку Силки. Силке становится нехорошо. Ханна продолжает идти, принуждая Силку переставлять ноги.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – без выражения произносит Силка.

– Я не собираюсь выдавать источник, но ты скрыла от нас эту гадкую маленькую тайну.

Силка сглатывает, ощущая страх и злость. Должно быть, это та женщина из поезда, тоже побывавшая в другом месте.

– Значит, та женщина говорила правду? Похоже, ей не терпелось рассказать кому-то. Видно было, что долго она не протянет.

– Мне нечего тебе сказать.

Силка думает о той женщине, которая, как и она, выжила в другом месте только для того, чтобы оказаться здесь, и хуже того, может никогда отсюда не выйти.

– Значит, это правда. Ты обыкновенная шлюха, которая спит со всякими подонками, чтобы получить желаемое. Ну и ну.

– Тебе не удастся рассердить меня, Ханна. Даже не пытайся, – говорит Силка, глядя женщине прямо в глаза.

– Спорю, ты не захочешь, чтобы узнали твои подруги. Хочешь, чтобы я не выдала твой секрет?

– А не пошла бы ты на хрен! Мне плевать на то, что ты сделаешь или скажешь.

Силка блефует, чтобы ее тайна не слишком интриговала Ханну. Но она понимает, что Ханна, вероятно, чувствует ее дрожь.

– Я могу сохранить это в тайне за цену…

– Как часто в наш барак приходят мужчины и насилуют тебя, Ханна?

Ханна не отвечает, нахмурив брови, тяжело дышит.

– Не слышу твоего ответа. – Силка повышает голос. – Один мужчина, несколько… Сколько разных мужчин насиловали тебя, пока ты здесь?

– Вот так это здесь происходит.

– Да, так это здесь происходит. И так же происходило со мной там. Меня прятали, чтобы офицеров нельзя было уличить в осквернении себя. Знаешь, каково это? Для тебя, твоих родных и друзей, всей нации – когда с тобой обращаются как с животным, которое отправят на бойню? – (Ханна отворачивается, ее лицо бесстрастно.) – А та женщина, утверждающая, что все обо мне знает, сообщила, почему она сама оказалась здесь? – спрашивает Силка.

– Да, я вытянула это из нее. Русские сказали, что не любят тех, кто доносит на других, когда об этом не просят, поэтому тоже послали ее сюда. Похоже, под конец вы все ослабли и стали набрасываться друг на друга.

– Никто не вправе нас судить, – стиснув зубы, произносит Силка. – Ты не знаешь, каково это было. У нас имелось лишь два выбора: один – выжить и второй – умереть.

Ханна тихо посмеивается. От возмущения у Силки двоится в глазах. Пора бы ей к этому привыкнуть. Люди придумывают собственную шкалу добра и зла, решая, куда тебя поместить.

– Но это ведь не все, да? – спрашивает Ханна, и Силка с недоумением смотрит на нее. – Ты и в самом деле хочешь, чтобы я рассказала другим – Йосе, Наталье, Ольге, Лене – о твоей роли в бараке смертниц?

Силка пытается не показать виду.

– Я так и думала, – говорит Ханна. – Скоро я скажу, что мне от тебя нужно, и ты мне это дашь.

И Ханна отходит от нее.

Силка смотрит на женщин, стоящих кружком в редкую минуту отдыха. Йося поворачивается и улыбается Силке. И та в ответ выдавливает из себя улыбку. Ей не хочется возвращаться мыслями в другое место, ей хочется жить сегодняшним днем, наилучшим образом проживая его вместе с новыми подругами. Она не хочет, чтобы Ханна все испортила. У Силки скручиваются внутренности.

* * *

Совсем скоро, проснувшись однажды утром, женщины видят иней на траве. Тягучий влажный воздух раздражает глотку. Силка здесь уже целый год. Летние косынки убираются, из-под матрасов извлекаются шапки и тяжелые ватники, пролежавшие там последние два месяца.

Похоже, Ханна еще не определила цену за молчание, но часто напоминает Силке взглядом или жестом о том, что ей известно. Силка уговаривает себя не поддаваться страху, что женщины узнают о ней.

Переход от осени к зиме происходит стремительно. Осенние дожди увлажняют землю и портят настроение. Вечерние прогулки по лагерю прекращаются, и женщинам снова приходится приспосабливаться к своей тесной компании.

Дождь переходит в снег с дождем, а снег с дождем – в снег. Постоянно темно.

Барак как будто уменьшился, чтобы не выпустить тайну, известную Ханне.

День, когда строят планы. День, когда думают о будущем. Большинство людей, но не Силка.

1 января 1947 года.

Сегодня впервые она записывает в карточке пациента:

Пациент идет на поправку, завтра ожидается выписка.

Она слышит слова, произнесенные врачом, записывает их, старается улыбаться при взгляде на мужчину, лежащего на койке перед ней. В глазах его слезы.

– Пожалуйста, еще немного. Можно я останусь еще ненадолго? Еще два, три дня. Я пока слаб.

Врач смотрит на больного без всякого сочувствия, потом поворачивается к Силке:

– Как думаешь, Силка? Разрешим мы этому чертову симулянту занимать койку, которой дожидается какой-нибудь хворый зэк? Или завтра же дадим ему коленкой под зад?

Силка научилась этой игре с ее участием, в которую любят играть некоторые врачи. Словно она – человек, решающий, оставить ли пациента еще на сутки в теплой больничной койке со здоровой пищей. Она также узнала, какие врачи могут согласиться на ее предложение оставить пациента еще на сутки, а какие сделают прямо противоположное.

Этот врач часто соглашается со словами Силки. Она расчетливо дарит дни больным и немощным, чего не могла делать в прежней жизни. Хотя во всех таких местах один человек выигрывает за счет другого. Комфорт одного человека, еда одного человека. Справедливости нет.

– Сегодня первый день Нового года. Может быть, в честь этого… – она бросает взгляд на карточку у себя в руках, – Георгий Ярославович получит от нас дополнительный день. Исправить в карточке день выписки на послезавтра?