На Марсе находят человеческий мозг.

Мозг в состоянии распознать единицу меркаптана[6]в пятидесяти миллиардах единиц воздуха, и если бы ухо человека было таким же чувствительным, оно смогло бы воспринять на слух столкновение молекул.

За сотни миллионов лет никто так и не смог разрешить тайны мироздания. Сама эволюция является величайшей загадкой. Основная тенденция материи направлена в сторону дезорганизации, к конечному состоянию случайностей, из которого Вселенная уже никогда не сумеет выбраться. Каждое мгновение рвутся и исчезают какие-то связи, и весь наш мир летит навстречу саморазрушению, лихорадочно ожидая смерти, подобно остывающей звезде. И все же эволюция существует, – вновь и вновь поражался Киндерман, – ураган собирает соломинки в стог, в единое сложное строение. Эволюция похожа на некую теорему, начертанную на листочке растения, плывущего против течения. Великий Конструктор трудится в поте лица. Ну, что еще? Вроде здесь все ясно. Если вы услыхали топот копыт в Центральном парке, не спешите обнаружить там стадо зебр.

– Все посторонние покинули церковь, лейтенант. Киндерман поднял глаза и, увидев Аткинса, перевел взгляд на исповедальню, где до сих пор находился труп священника.

– Ну да, Аткинс? В самом деле?

Райан усердно наносил порошок на внешнюю сторону ширмы, и Киндерман какое-то время наблюдал за ним. Веки его отяжелели, глаза закрывались.

– И с внутренней стороны тоже, – напомнил он. – Не забудьте.

– Не забуду, – буркнул Райан.

– Чудесно.

Тяжело вздохнув, Киндерман поднялся и вместе с Аткинсом направился во вторую исповедальню рядом со входом в церковь. На задних скамьях сидели свидетели, которых Аткинс попросил задержаться. Остановившись, Киндерман внимательно присмотрелся к ним. Ричард Коулман, сорок лет, адвокат, работает в приемной у генерального прокурора. Сюзан Вольп, симпатичная студенточка Джорджтаунского университета. Джордж Патерно, футбольный тренер из Мэриленда. Невысок, крепкого телосложения. На вид немногим более тридцати. Рядом с ним расположился одетый с иголочки джентльмен лет пятидесяти, Ричард Маккуи, выпускник Джорджтаунского университета. В настоящее время он владел ресторанчиком под названием «1789», что находился всего в квартале от церкви. Киндерман лично знал этого человека. Ему принадлежала еще одна забегаловка, всем известная в округе «Могилка». В незапамятные времена лейтенант неоднократно сиживал там со своим приятелем, который уже давным-давно умер.

– Еще несколько вопросов, если это вас не затруднит, – обратился к присутствующим Киндерман. – Это не займет много времени. Я постараюсь вас очень скоро отпустить. Мистер Патерно, войдите, пожалуйста, в исповедальню.

Внутри комнатка была разделена на три секции. В среднем отсеке должен был находиться священник. Эта часть исповедальни была темной, свет сюда проникал лишь через небольшую решетку над входной дверью. Два других отсека также имели отдельные входы и маленькие скамеечки для того, чтобы посетителям было удобно вставать на колени. С обеих сторон располагались ширмы. Когда подходил очередной кающийся, священник приоткрывал край ширмы. Когда же исповедь заканчивалась, он задвигал ширму и открывал другую, с противоположной стороны, где его уже ждал следующий прихожанин.

Утром, примерно в шесть тридцать пять, слева из исповедальни вышел молодой человек, личность его пока не установлена. У него были зеленые глаза, волосы наголо острижены. Одет он был в теплую водолазку, Судя по всему, в исповедальне он находился долгое время, потом его место занял Джордж Патерно. В это время покойный, отец Кеннет Бермингэм, бывший президент Джорджтаунского университета, повернулся направо, чтобы выслушать очередного прихожанина. Его личность также оставалась пока загадкой. Говорили, будто на этом джентльмене были белые полотняные штаны и черная шерстяная кофта с капюшоном. Он появился минут через шесть-семь, а вместо него внутрь запел старичок с целлофановым пакетом. Какое-то время отсутствовал, потом возвратился, очевидно, так и не исповедовавшись, поскольку сначала шла очередь Патерно. А последний все еще находился внутри исповедальни. Место старичка занял Маккуи и, так же как и Патерно, стал дожидаться в темноте. Маккуи был уверен, что священник занят сейчас мистером Патерно. Тот же, в свою очередь, считал, что мужчина в черной кофте еще до сих пор в исповедальне. Но одно было совершенно ясно. Ни до Коулмана, ни до Вольп очередь так и не дошла. Кровь, сочащуюся из-под двери исповедальни, первым заметил Коулман.

– Мистер Патерно?

Патерно опустился на колени в левом отсеке исповедальни. Постепенно он начинал приходить в себя. Услышав свое имя, Патерно взглянул на Киндермана и растерянно заморгал.

– Пока вы находились в исповедальне, – продолжал следователь, – неизвестный в черном стоял с другой стороны, а потом там оказался старичок, и уже после него мистер Маккуи. Вы говорили, будто слышали, как задвинулась шторка с другой стороны. Вы этого не отрицаете?

– Да, все было именно так.

– И поэтому вы решили, что тот, в черной кофте, уже закончил свою исповедь?

– Да.

– А вы не слышали, как священник снова раздвигает ширму? Может быть, он хотел еще что-то сказать ему?

– Нет, не слышал.

Киндерман кивнул и, закрыв дверь, вошел в соседний отсек. Осмотревшись, он занял место священника.

– Сейчас я прикрою ширму с вашей стороны, – объяснил он Патерно. – После этого слушайте внимательно. – Он дернул ширму, а потом очень медленно раздвинул другую – с противоположной стороны. После этого вновь обратился к Патерно. – Вы что-нибудь слышали?

– Нет.

Киндерман задумался. Когда Патерно поднялся с колен, лейтенант остановил его и попросил:

– Пожалуйста, мистер Патерно, не уходите пока. Следователь покинул средний отсек, вошел в правый и встал на колени. Отодвинув свою ширму и разглядев Патерно, скомандовал:

– Закройтесь и слушайте внимательно. Патерно послушно задвинул ширму. Киндерман протянул руку внутрь среднего отсека, где должен был находиться священник, нащупал там металлическую ручку и попробовал закрыть ширму изнутри. Он задвинул ее почти до конца, а потом, вынув руку, уже со своей стороны нажал пальцами на створку и захлопнул ее. Раздался приглушенный стук.

Киндерман поднялся, вышел из отсека и направился к Патерно. Открыв его дверцу, он молча уставился на свидетеля.

– Теперь что вы слышали? – осведомился лейтенант.

– Вы закрыли ширму.

– А походил ли этот звук на тот, что вы слышали в прошлый раз, когда ждали своей очереди?

– Да, точно такой же.

– Точно?

– Точно.

– Пожалуйста, опишите его.