– Очень хорошо.

За обедом с любопытством расспрашиваю Веню о его делах. Он хмурится, сетует, что снова чувствует себя идиотом, но рассказывает. От книготорговли он благополучно избавился вскоре после того, как я отошел от дел, решив, что смогу перебиться гуманитарными заработками: макулатурный бизнес давно уже перестал быть Клондайком. Мутит что-то с компьютерами. Месяца два назад, оказывается, просил меня погадать, стоит ли вкладывать деньги в интернет-провайдинг. Моя оккультная таможня дала добро, в связи с чем Венина жизнь на какое-то время стала чрезвычайно хлопотным процессом. А в общем, если верить самому Вене, ничего интересного не происходит. Особенно с тех пор, как Раиса уехала в Австралию с мужем, который вдруг решил, что пора бы и ему начать новую жизнь… Без нее стало как-то не так. Хорошо хоть письма пишет. Благослови, боже, изобретателя электронной почты и всех примазавшихся!

– Но это все равно не то. Для дружбы тоже требуется некая телесная близость. Слова на экране монитора – как-то слишком уж пресно. Тут все же в глаза смотреть надо, дыхание слышать.

– Пожалуй, – соглашаюсь сдержанно.

Про себя думаю, что с такой тоской в глазах не письма писать надо и, тем паче, не старинным другом прикидываться, а ехать за любимой на край света и силой ее оттуда увозить. А там – по обстоятельствам. Кто не рискует – сам дурак. Губ, однако, не размыкаю. Не мне, почти новорожденному, к взрослым людям с советами лезть.

О себе я из Вениного рассказа ничего нового больше не узнал. Как он уже вчера сообщил, в последнее время мы виделись нечасто. Он подозревает, что я сидел в Бабушкине затворником. Писал и фотографировал для каких-то журналов, а на досуге, вероятно, «дурью маялся» – ежели судить по результату… Ну и ладно. Ночью подключу компьютер, посмотрю, что я там писал. Глядишь, сделаю пару-тройку удивительных открытий. А пока можно расслабиться и выполнить несколько тысяч жевательных движений, благо аппетит наконец появился, впервые с момента вчерашнего странного пробуждения.

Одолев полкружки пива, отправляюсь в закономерном направлении, со всеми вытекающими – вот именно! – последствиями. Менее всего в этот момент я был готов к сюрпризам, поскольку любой горожанин в глубине души полагает свою уборную чуть ли не самым безопасным местом на земле. На комфортные туалеты в приличных барах, ресторанах и клубах это безосновательное, в сущности, убеждение почему-то тоже распространяется.

И совершенно напрасно.

Я всего-то и хотел – завершить гигиеническую процедуру мытьем рук. Над умывальником, как водится, висело большое зеркало. В его сверкающую поверхность и уперся мой бессмысленный, как у всякого сытого-пьяного бездельника, взор. Но вместо собственной благодушной рожи я увидел в зеркале грузное бесформенное тело существа, более всего похожее на тело белой лягушки, страдающей ожирением. Туша поросла пучками отвратительной, живой, шевелящейся шерсти; такая же флора-фауна окружала и рот чудовища, темный, влажный, такой притягательный, что…

Я взял себя в руки и отвел глаза. Какую-то долю секунды потратил, чтобы удостовериться: мое тело по-прежнему хранит антропоморфные очертания; следовательно, чудище в зеркале может быть чем угодно, но не моим отражением. И на том спасибо!

Потом я совершил подвиг. Настоящий, вполне достойный почетных званий, бронзовой дуры на родине героя и прочих высоких наград. Я не заорал, не позвал на помощь, не попытался выскочить в окно. Не нарушая общественного спокойствия, открыл дверь и вышел в холл. Неторопливо проследовал в зал. Сел рядом с Веней, попытался сделать вид, будто меня по-прежнему интересует чили, понял, что с этим спектаклем следует погодить, медленно отодвинул тарелку. Закурил. Желание устроить истерику не проходило, но я понял, что вполне способен жить дальше, не давая себе воли. Еще чего!

– У тебя веко дергается, – мягко сообщил проницательный Веня. – И руки дрожат. Неужели вспомнил что-то?

Я молча помотал головой. Внутренне содрогнулся перед необходимостью говорить вслух. Наконец понял, что от его пламенного взора у меня сейчас волосы дымиться начнут, и объяснил:

– Одно из двух: или в местном туалете водятся привидения – что сомнительно! – или я действительно серьезно влип. Глюк мне только что явился. Страшенный… Куда уж там Иоанну с его всадниками!

– В туалете? – деловито уточнил Веня.

– Ага. В зеркале. Такое чудовище на меня оттуда уставилось – мама дорогая! Еще парочка таких видений, и я, пожалуй, пойду-таки сдаваться добрым докторам, на опыты. А все, что останется, завещаю государству. Не жалко…

– Ну-ну. Если ты не возражаешь, давай туда еще раз зайдем. Вместе. Вдруг и я увижу? А если не увижу, может быть, ты успокоишься. Поймешь, что ничего страшного не случилось. Подумаешь – приглючилось разок, с кем не бывает.

– Ты, наверное, святой, – смеюсь нервно. – Или психиатр по образованию… Одно другому, впрочем, не мешает.

– Именно. Хотя, по образованию я скорее пациент… Пошли. Проводи немощного старика к теплому клозету. Когда еще выпадет возможность совершить столь доброе дело?

Топаем обратно. Рядом с Веней мне более-менее спокойно. Я уже почти уверен, что зеркальная гладь явит нам качественную копию наших рыл и ничего более. А как еще? Отрывать взор от кафельного пола тем не менее не спешу: мало ли.

– Ну вот, ничего страшного, – с явным облегчением говорит Веня.

Интересно, неужели он и правда ожидал увидеть в зеркале мое чудовище? С какой стати? Неужели не понимает, что я просто окончательно и бесповоротно сошел с ума?.. С некоторым облегчением поднимаю глаза, но вместо наших отражений вижу волосатую белую тушу. Ну все, пиздец.

– Пиздец! – вслух говорит Веня.

В другой ситуации я бы порадовался такому единодушию, но сейчас мне, мягко говоря, не до того. Оборачиваюсь к нему, вижу зеленое от ужаса лицо, расширенные зрачки, дикую улыбку. Не тратя время на раздумья, волоком вытаскиваю его за дверь.

– Тихо, – говорю. – Будем сходить с ума цивилизованно, ладно? Идем за столик. Старайся делать вид, что все в порядке.

– А все и есть в порядке, – тихо хихикает Веня. – Просто я увидел твой глюк – делов-то! Где-то я читал, что существует гипотеза о вирусной природе шизофрении. Думал – глупость, шутка первоапрельская…

– Опиши, что ты видел, – требую.

– Дрянь какую-то жирную, волосатую. Богомерзкое создание, но смотреть на него почему-то было приятно. Если бы не ты, я бы до сих пор там топтался, наверное… Макс, нам с тобой выпить надо. Срочно. И не пива, а чего-нибудь покрепче.

– Ну, если надо…

Сам себя не узнаю: паника сменилась абсолютным спокойствием. Мне скорее любопытно, чем страшно, и это, пожалуй, самое странное. Веду себя, как человек, для которого увидеть чудовище в уборной московского бара – обычное дело, и лишь некоторые нюансы давешнего опыта требуют дополнительного исследования.

– Сначала ты ничего особенного не увидел, да?