– Если вы хотите сидеть тут и думать, куда ехать дальше, мне все равно. Все за ваши деньги.

Он показывает на счетчик, на котором бегут цифры. Время – это сплошное кидалово.

– Но я скажу вам то, что повторяю своим пятерым дочерям, когда они чересчур наглеют. Вы говорите с джентльменом, а не пытаетесь получить роль в «Клане Сопрано». Следите за языком или убирайтесь из машины.

– Ладно, – отвечаю я. – Простите.

Готова поспорить, он действительно хороший отец. Готова поспорить, дочери делают для него любимые блюда казахской кухни и ворчат на него, чтобы он регулярно проверялся на рак простаты.

– Но можно, по крайней мере, переключить станцию?

– Договорились, – отвечает он. На следующей радиостанции играет «I Fall to Pieces»[13] Пэтси Клайн. Я не могу сдержать слезы. Водитель протягивает мне пачку платков.

– Может, расскажешь, в чем дело?

– Парни – идиоты, – всхлипывая, отвечаю я. Даже если я и правда жуткая стерва с планеты Шизофрения, я стала такой по их вине. – Надеюсь, вы не разрешаете своим пяти дочерям с ними встречаться.

– Стараюсь, – смеется он в ответ. – Стараюсь.

Я прошу водителя выключить фары, пока мы в очередной раз стоим у обочины. Мне нужно подумать, прежде чем я решу, стоит ли снова поговорить с Тэлом, и я не хочу, чтобы Тэл заметил меня в этом такси, прежде чем я приму окончательное решение.

В последний раз я видела Тэла здесь же, в клубе Лу, еще до того, как он уехал в кибуц, и сразу после того, как он вылетел из Колумбийского колледжа. После представления мы зашли в задний коридор, в клубе было темно и пустынно, пахло пивом, мочой и сигаретами, пол был усыпан бутылками, стаканчиками и футболками, сконцентрированной и растраченной энергией ночного мошпита. Тэл нависал надо мной – слишком высокий, почти метр девяносто. Ему пришлось немного присесть, чтобы поцеловать меня в губы. Его поцелуй казался сырым и скользким. Я подозревала, что так и должно быть, но до того момента мне особо не с кем было сравнивать.

– Нора, – шептал Тэл, и это в нем говорила израильская часть его крови, потому что другие затасканные словечки из его словаря – вроде «бэйби» – обычно звучали с американским акцентом. Когда мне было шестнадцать, мне казалось сексуальным, как он произносит «Нора» с еврейским акцентом, это приводило меня в восторг. Но в восемнадцать это звучало уже иначе: слово было уже не призывно-желанным, а шершавым, уродливым, будто он отхаркивал мокроту, приставшую к задней стенке горла.

Однажды два парня подрались из-за Кэролайн около клуба. Думаю, Трис в то время как раз была с Ником, потому что я осталась наедине с Тэлом и мне было ужасно скучно. Дело было вскоре после нашего пятого и, предположительно, последнего расставания, и все, что было мне от него нужно, – чтобы он заткнулся и мы могли перейти к делу. Тэл предпочитал дрочить у себя в комнате, читая еврейскую газету Forward, вместо того чтобы заниматься сексом со мной. Так что, наверное, ему показалось, будто он грезит наяву: он увидел меня, готовую ему отдаться просто так, не требуя ничего взамен. Он с удовлетворением позволил этому произойти без необходимости со мной разговаривать или меня ласкать.

Тогда все внутри меня словно омертвело, у меня сводило пальцы от напряжения. Тэл не стал протестовать, когда я вышла из коридора и направилась в кабинет Лу. Он знал, куда я иду. Он наслаждался ожиданием кульминации. В кабинете Лу я внезапно увидела флакон Jergens. Я собиралась завершить начатое, но на мгновение выпала из потока событий, и это заставило меня передумать. Я предполагала, что всегда буду блюсти здоровый образ жизни, потому что не пью, не курю и не принимаю наркотики. Но ведь все это совершенно не имеет никакого смысла по сравнению с тем, как безнадежно я пала, унизившись перед Тэлом. Он – жутковатый тип, я ему даже не нравлюсь. Я задумалась – дело все-таки в том, что я фригидная, или в том, что между нами просто нет никакой химии?

Я поставила Jergens обратно на стол и тихонько вышла из кабинета через заднюю дверь. С тех пор я не видела и не слышала Тэла – до сегодняшней ночи. «Она болтает о хорошей игре, но когда вы выйдете на поле, ты поймешь, что за этими словами ничего нет». Может, мне не следовало так уж злиться, как Тэл охарактеризовал меня в присутствии Ника. Я же и правда обломала его в самый интересный момент.

Мне интересно, как так получилось, что Тэл снова вернулся в мой мир, но выйти из этой машины, чтобы спросить у Тэла: «Зачем ты вернулся в Манхэттен?» – возможно, еще более глупая трата денег, чем просто сидеть в такси, глядя на счетчик. Зачем вообще приезжают? Словами не объяснить. Это слишком трудный вопрос.

Какова бы ни была причина его возвращения, уверена, что он приехал сюда не ради меня. А если ради меня – значит, он еще глупее, чем я. Как могло так случиться, что два человека, получившие почти максимальный балл за SAT, проявляют так мало сообразительности, когда речь заходит об отношениях друг с другом?

Пэтси закончила рассыпаться на куски, и настала очередь Мерла Хаггарда издеваться надо мной. Песня называется «Always Wanting You»[14] – любимая папина песня. В ней Мерл, страдая от любви и погружаясь в сомнения, поет о том, как он стремится к своей возлюбленной, но никогда ее не добьется, и о том, как тяжело будет встретить завтрашний день, потому что он знает, что снова будет желать ее. Знает, что он обречен.

Если бы я смогла остаться с Ником в той кладовке, может, я открыла бы новые глубины желания, опробовала бы новые движения – те, на которые Тэл никогда меня не вдохновлял. С Тэлом все было примитивно – вверх-вниз, туда-сюда. Если бы Ник прижал меня к стене прямо сейчас, я бы проявила больше фантазии, чем когда бы то ни было с Тэлом, я бы гладила его, а не тянула, мяла и дергала, нежно бы к нему прикасалась, делала бы это обеими руками, а не одной, мягко проводила бы по его коже ногтями. Может, я бы даже вдохновила и Ника проявить немного фантазии со мной. Расставшись с ним, Трис сказала: она понимает, что разбила его сердце, но также она оказала ему услугу. Она выпустила его обратно в мир, научив тому, за что его будущие женщины могли бы сказать Трис спасибо. Потому что когда она впервые встретила его, он еще ничего такого не умел. Черт побери Трис с ее тантрическими познаниями.

Завтра уже наступило, и меня по-настоящему трогает сладостно-тоскливая песня Мерла. Так не должно было быть, но это так. Я по-прежнему хочу Ника.

Я должна была поверить ему.

Поток слез внезапно заливает мое лицо. Он приходит на смену паре слезинок, которые вызвала песня Пэтси.

Черт его побери. Черт меня побери.

Не бывает счастливых финалов. Мерл Хаггард это знал – а теперь знаю и я.

Ладно, есть еще кое-что, чего я хочу – и могу добиться. Я на самом деле хочу соскочить с регрессирующей спирали отношений с Тэлом. Может, я потерпела неудачу с Ником. Но теперь я, по крайней мере, знаю. Такие, как он, существуют.