‹‹Не знаю!» — сказал Корнелий, но не этот, здесь сидящий, а записанный на пуговицу.

«Вот! — мягко признал генеральный страж. — Магия и маголодии — это не всесилие. Они предполагают, что мы незримо запрашиваем у кого-то разрешение на совершение определенных действий. Ну допустим, потрясти вот эту сливу, чтобы плоды упали на землю!»

Тут Троил, вероятно, потянулся к сливе, потому что зашуршали листья.

«Если это в принципе допустимо, то сливы… вот, падают! Значит, нам разрешили! Но даже здесь, заметь, есть ограничения! Упали не все сливы, а лишь некоторые, самые спелые. Причем упали на землю, а не взмыли в небо, не прилипли к стволу! То есть падение слив осуществилось лишь в рамках того, что возможно!

И по тем физическим законам, которые были заданы не нами!. И маголодии, и вся магия работают только в установленных для них границах!››

‹‹То есть Арея мы бы к свету не вернули?››

‹‹Нет, никак. Но в нем до сих пор много остаточного света. Если бы каким-то образом устроить так, чтобы рядом с ним были жена и дочь, которые поддерживали бы его, то… Да и то не в Эдеме. Но как? Это всё мечты››.

«А если бы Варвара…››

Корнелий, опомнившись, схватился за пуговицу, заставив ее замолчать.

— В общем, Варвару вернуть нельзя, — сказал он торопливо. — Троил сказал мне то, с чего начался наш разговор. Что эйдос Варвары прошел свой путь, но не совсем счастлив, и так далее.

Корнелий посидел с ними еще несколько минут, но разговор не клеился. Каждый думал о чем-то своем. Корнелий жалел, что, разоткровенничавшись, слишком широко распахнул двери своей души и выпустил из нее накопленное одиночеством тепло. Когда много болтаешь, в душе потом всегда холодно и пусто. Варсус касался пальцем свитера на груди и морщился, точно его палец что-то обжигало. Дафна старалась все сгладить. Говорила что-то невпопад, пыталась всех согреть, но видела, что у нее ничего не получается, и на лице у нее постепенно проступало несчастное выражение.

Внезапно Варсус посмотрел на висевшие на стене часы и торопливо встал.

— Я пойду, — сказал он.

— Куда? — спросила Дафна.

— Сперва прямо, а потом немного по лестнице. Мефодий, можно тебя на минуту?

Буслаев поднялся и, прихрамывая, потому что ноги до сих пор болели, отошел с ним.

— У тебя на вечер есть какие-то планы?

— А что? — спросил Меф. — Не в кого выпустить маголодию?

— Как раз есть в кого, — ответил Варсус — Сегодня вечером я встречаюсь с одним тартарианцем. Я вызвал его на дуэль, и мне нужен секундант. Ты же не откажешь?

Буслаев, помедлив, кивнул, проворчав, что вообще-то такие вещи сообщают заранее.

— Я знал, что ты согласишься, — сказал Варсус, похлопав его по плечу.

Буслаев посмотрел на его руку, и Варсус убрал ее.

— Кого ты вызвал? — спросил Меф

— Об этом чуть позже. Я тебя разыщу. Только — важный момент — не говори ничего Дафне и не бери ее с собой. Если нам с тобой немного не повезет… В общем, до вечера!

Варсус ушел, а Мсфодий вернулся к столику, размышляя, что может означать фраза «Если нам с тобой немного не повезет››. Почему «нам»?

— Дай мне чайник! — попросила Ирка.

— Эго подушка! Пора бы видеть суть предметов! — ворчливо отозвался Багров.

— А что у нас чайник?

— Чайник у нас вот! — Багров протянул Ирке фонарик-налобник. Ирка машинально взяла его так, как берут фонарики, и заорала, подскочив на полметра, чтобы спастись от горячей воды, плеснувшей ей на ноги.

— Осторожно! Кипяток! — запоздало предупредил Матвей.

Ирка сделала два шага и, показывая, что убита, плюхнулась на железный лист с торчащими десятисантиметровыми гвоздями. В действительности это был гамак, просто сейчас он выглядел не лучшим образом. Над гамаком висела самодельная афишка:

‹‹За наглую кражу чая штраф сто поцелуев!»

Шрифт носил следы каллиграфии начала XIX века. Это явно было дело рук Багрова, обожавшего красть у Ирки чай и все время надеявшегося, что его оштрафуют. Тут же находилась и другая бумажка, уже компьютерного происхождения и принтерной выпечки, что выдавало Ирку:

‹‹Отдам сердце б/у. Функция любить сломана.››

И опять принтерная бумажка, на этот раз стихотворная:

Кто будит Ирку по утрам.

Того корить не будем!

Тарам-парам! Тарам-парам!

Дайте поспать людям!

Тут же рядом была пришпилена вырезанная из журнала карикатура. На ней парень и девушка, ссорясь, кричали друг на друга. Но суть карикатуры было не в том, что они кричат, а в двух облачках у них над головами, в которых художники изображают мысли человека. В этих облачках-мыслях каждый представлял себя с ангельскими крылышками, а другого — чертом с трезубцем и рогами. На деле же, как видел зритель, оба фрукта были хороши.

Ирка повесила эту карикатуру, чтобы в моменты ссор с Матвеем напоминать себе, как глупо это выглядит со стороны. Сейчас Ирка случайно задела ее рукой и вскрикнула, поскольку карикатура оказалась губкой для посуды, причем мокрой.

— Я так больше не могу! — простонала Ирка. — Зачем мы это сделали? Я чищу зубы сковородкой, а то, что похоже на зубную щетку, на самом деле стул!

Багров взял со старого велосипеда, являвшегося кухонным столом, кусок пенопласта, порезал его фоторамкой и стал с аппетитом жевать.

— Хороший хлебушек, — одобрил он. — В общем, ничем не могу помочь! Маскирующее заклятие работает именно так. Оно переставляет местами или совсем всё, или совсем ничего. Ну, кроме одежды. Думаешь, мне приятно каждое утро расчесываться раскисшим шоколадным сырком? А именно так выглядит теперь моя расческа!

Ирка повернулась на гамаке, стараясь не смотреть на несуществующие гвозди.

— Зато теперь нас не обворуют! — сказала она.

— Ну да! — согласился Багров. — Книгу Тайных Драконов мы спрятали хорошо! Эго заклинание действует и на стражей мрака! Даже истинное зрение отводит. Теперь, чтобы найти что-либо в нашем доме, надо искать неделю. А Огнедыха искать вообще бесполезно. Он всегда с нами!

Ирка вздохнула и решила больше об этом не думать.

— Я подслушала интересный разговор, — вспомнила она. — Один молодой человек вез девушку на раме велосипеда и говорил ей: «Ты такая красивая! Можно я поцелую тебя в позвоночник?»

Ирка стала ждать улыбки, но дождалась только вежливой паузы.