минут на всякие там умывания рук и прочие обязательные обряды — после чего достала из сумки книгу в обложке блекло-зеленого цвета и бережно обернула ее в утреннюю «Комсомольскую правду».

— Ой! Са-аш, а можно почитать?

— М?

Подняв глаза на самую ближайшую соседку по спальне, с вожделением взирающую на свежий выпуск, «Крокодила», беляночка помедлила и кивнула:

— Конечно бери. Маша, мне тут ненадолго интересный для меня учебник одолжили, так что пока я его не прочитаю — временно недоступна.

Хихикнув и утягивая к себе сатирический журнал, русская испаночка понятливо кивнула: такое у ее подруги уже случалось. Что же до Сашеньки, то она, прихватив из тумбочки новую тетрадку на сорок восемь клетчатых листов и пару карандашей, уселась за один из письменных столов — где медленно открыла позаимствованную на время книгу. С интересом скользнула глазами по нескольким штампам: самым скромным был прямоугольный оттиск на авантитульном листе:

«Военно-инженерная академия имени В. В. Куйбышева»

Верхний штампик на титульном листе был заметно больше и авторитетней:

«Главное военно-инженерное Управление РККА НКО СССР»

Но конечно, самым приметным было тревожно-алое клеймо от НКВД, с грозным предупреждением:

«Для служебного пользования!»

Которое, увы и ах, белокурое создание начисто проигнорировало, лаская глазами манящее название самой книги:

«Справочник инженера-взрывотехника».

Погладив кончиками пальцев плотную бумагу и наособицу — год издания сего крайне интересного труда, утверждавший, что перед Александрой самый что ни на есть «свежак», она едва слышно, но очень страстно промурлыкала:

— Моя ты пре-елесть!

* * *

За окнами малого спортзала печально вьюжил мокрый снегопад, явочным порядком отменивший всегородской субботник по уборке прилегающих территорий — верней сказать, сдвинувший его с последней мартовской субботы на апрель. Второй день подряд низко стелящиеся тучи закрывали небосвод, навевая сонливость и подспудное желание забраться под одеяло, чтобы сладко подремать: беззвучно кружащиеся влажные хлопья откровенно завораживали своей печальной красотой. Ближе к вечеру, смешавшись с ранними сумерками, отдельные снежинки окончательно размылись в одно большое пушистое одеяло, целиком накрывшее Минск и все его окрестности. Правда, сия «унылая пора» действовала усыпляюще далеко не на всех: те же школьники и «фабзайцы» после занятий с удовольствием барахтались в пушистом снегу, устраивая настоящие сражения на снежках. Лепили больших и маленьких Снеговиков, с веселыми криками гонялись друг за другом, желая сунуть пригорошню белой крупки за шиворот… И даже сгущающиеся сумерки не прекратили это веселье: разве что, немного перенаправили в иное русло. В отношении обитателей минского детдома номер четыре, это выглядело как шумная беготня по этажам и коридорам жилого корпуса: если закрыть глаза и пользоваться только ушами, то больше всего это напоминало хаотичную миграцию маленьких обезьянок на мелких пони. То никого нет и в переходах тихо, то сплошные визги-писки и мощное «тыгыдым-тыгыдым-тыгыдым», от которого подрагивали ступеньки и деревянные полы. Обычно сиротки бесились потише, но под конец месяца грозная директриса и две наиболее авторитетные воспитательницы уехали на какую-то важную научно-практическую и педагогическую конференцию в Москве, а оставшиеся замещать их кадры несколько подрасслабились, махнув рукой на дисциплину — ну а детям только дай возможность побеситься! Даже если некоторые «детки» уже начали бриться, а другие вовсю гуляли с мальчиками и задумывались о свадебной фате: просто малышня бегала ради самого бега, а старшие уже со смыслом, зачастую «ловя» друг друга в укромных уголках и срывая сладкие поцелуи…

К счастью, малый спортзал запирался не только снаружи, но и изнутри, так что в нем было относительно тихо. И темно. Но это никак, и ничем не мешало юной девушке уже третий час подряд заниматься своей «гимнастикой» в середине невеликого помещения: прикрыв глаза и игнорируя регулярные стуки в дверь, она с тягучей плавностью перетекала из формы в форму, доводя до совершенства очередной разученный комплекс движений. Бесшумно переступали по крашеному полу босые ступни тринадцатилетней гимнастки, с небрежной уверенностью сжимающие в руках продолговатые стержни из полированной стали… Со стороны она напоминала этакую большую каплю воды, принявшую вид живого человека: и странное дело, но чем темнее становилось в спортзале, тем больше начинало казаться, что наполняющий его сумрак неоднороден и словно бы медленно кружится вокруг почти нагой беловолосой танцовщицы…

— Х-хо!!!

Замерев в полной недвижимости на несколько минут, она одновременно с глубоким вдохом плавно сместилась-крутнулась и перетекла в начальную стойку самого первого «базового» комплекса. Сменила хват стержней и начала движение — все быстрее и быстрее, пока не начала размываться от скорости. Первый комплекс сменился вторым, затем третьим и четвертым, и даже пятый…

Б-здынн!

Был завершен. Почти: помешал внезапно улетевший в крашеную стену один из стержней, с недовольным звоном шумно брякнувшийся на пол неподалеку от шведской стенки. Следом плавно замедлилась и упустившая его хозяйка, с шипением прижимающая к груди левую руку. Уронив вторую железку под ноги и пихнув-катнув ступней подальше от себя, блондиночка отошла к стопке гимнастических матов, и устало на нее присела. Осторожно покрутила запястьем, тут же недовольно поморщившись, вновь зашипела… Вернее, пробурчала что-то, досадуя на грубую ошибку и саму себя. Если бы советские пионерки ругались, то можно было бы расслышать пару очень неприличных слов, но так как этого быть не могло просто по-определению — она просто что-то невнятно произнесла (с большим чувством, да) глубоко вздохнула и минут на десять замерла живым памятником самой себе. В дверь опять постучали, заставив гимнастку почти незаметно поморщиться: впрочем, она сразу же выкинула подобные мелочи из головы, решив заняться более полезным делом. Расслабившись, мягко завалилась на приятно-упругую поверхность стопки гимнастического инвентаря, немного повозилась, устраиваясь поудобнее, и прикрыла глаза: дыхание девушки стало ровным и неглубоким — и вскоре она окончательно затихла. Не уснула, нет: хотя тело отдыхало и восстанавливало силы, но ее губы порой едва заметно шевелились, словно ведя с кем-то беседу. Или выдавая инструкции? Порой так же едва-едва шевелились кончики тонких пальцев — так, словно они что-то медленно расплетали… Хм, или ловили нечто зыбкое и постоянно ускользающее из рук.

Меж тем в дверь спортзала вновь постучали, и уже не просто так, а требовательно. Стукнули еще, поинтересовались:

— Морозова, ты там?!?

Неожиданно сувальды простенького замка начали тихо щелкать от чрезмерного напора явно «родного» ключа. В открывшийся проем тут же хлынул тусклый свет из коридора, осветивший висящее на перекладине шведской стенки девчоночье платье и «домашние» тапочки, еще год назад бывшие ботами из тонкого войлока — изрядно потеряв во внешнем виде и высоте голенищ, они все еще верой и правдой служили хозяйке.

— Эй, Морозова?.. Оглохла,