Внезапно она поняла, что он проникает в нее, очень осторожно, но неумолимо. И при этом волны его сокрушительной энергии обрушивались на нее, держа в своей чарующей власти.

А потом он вдруг вошел в нее резко и глубоко. Вирджиния отчасти была готова к тому, что будет больно. Однако острая пронзительная боль застигла ее врасплох — и не только в физическом смысле. Словно электрический разряд пронзил ее способности восприятия окружающего, пронзил ее дар. Вздрогнув всем телом, она ахнула и вцепилась зубами — весьма яростно — в мочку уха Оуэна. И этот маленький акт возмездия стал для нее такой же неожиданностью, как и для него.

Шумно выдохнув, Оуэн замер на миг. Потом пробормотал:

— Кажется, мы оба пролили кровь.

Вирджиния судорожно сглотнула и с изумлением почувствовала на языке металлический привкус. О Боже, она его действительно укусила! Но он же не виноват, что у нее еще не было опыта…

— Ох, прошу прощения. — Она в испуге спрятала лицо, уткнувшись в его широкое плечо. — Когда читаешь об этом, то кажется: ты вполне подготовлена. А на самом деле… Я никак не ожидала подобного!

— И я тоже. Не забыть бы завтра купить золотую серьгу — вставить в ухо там, где вы его прокусили.

Встревожившись, она подняла голову. И с изумлением увидела, как на мочке его уха набухает алая капля. А потом тоненький ручеек заструился на воротник безупречно белой льняной рубашки Оуэна.

— О Боже! — воскликнула Вирджиния. — Как нехорошо, как неловко!

— Я бы скорее назвал неловким то положение, в котором мы с вами сейчас находимся.

Вирджиния вдруг заметила, как он напряжен. Мышцы его словно налились сталью. И она поняла, что он сдерживается — ради нее. Она тихонько кашлянула.

— Что ж, — сказала она, — и это все? Должна заметить, что после столь долгого ожидания — когда же подвернется случай лишиться девственности?! — я полагала, будет интереснее.

— Интереснее? — переспросил он невозмутимо.

— Ну… в романах этому акту всегда сопутствует неземное метафизическое блаженство, превосходящее все на свете. И я думала: когда это случается, подобное блаженство компенсирует все неудобства физического контакта.

— И сейчас вы не испытали ничего метафизического?

— По правде говоря, я начинала чувствовать что-то такое, но вы все погубили!

— Что ж, теперь моя очередь приносить извинения. Я не ожидал, что вы окажетесь девственницей, — заявил Оуэн.

Вирджиния уставилась на него в изумлении:

— Но почему?..

— Вы женщина сильных страстей, — сказал он, целуя ее в щеку. — Вот я и решил, что вы уже…

— Вы хотите сказать, что в моем возрасте…

— Вот именно. Я решил, что вы уже давно изучили игру страстей.

— Нет, я уже подумывала сходить на прием к доктору Спиннеру.

Он взял ее лицо в ладони.

— Нельзя ли отложить этот разговор на потом?

— Разумеется, — учтиво ответила Вирджиния. Она поморщилась и добавила: — Прошу вас, продолжим. Мы уже очень далеко зашли, и ничто не мешает нам дойти до логического завершения.

— У вас потрясающая сила духа.

— Вы смеетесь надо мной? — спросила она с подозрением.

— Нет, Вирджиния, поверьте, не смеюсь. Сейчас мне не до смеха.

И он, держа ее за бедра, начал медленно двигаться. Вирджиния еще не забыла боль, которую причинило его вторжение, однако в ней крепла уверенность, что она сумеет вытерпеть процесс до конца.

К ее изумлению, боль вскоре начала трансформироваться в уже знакомое беспокойное желание — снова! Она все еще была болезненно чувствительна, но это желание нарастало и прямо-таки взывало к действию. Не удержавшись, Вирджиния судорожно обхватила плечи Оуэна.

Его рука тотчас скользнула меж ее ног, туда, где соединялись их тела. И она почувствовала его пальцы на набухшей почке, ставшей центром восхитительнейших ощущений. А немного погодя ее снова закачало на чудесных волнах искрящейся энергии, после чего она громко вскрикнула, почувствовав, как головокружительный поток понес ее в неведомые дали. Теперь уже ей хотелось кричать от наслаждения; а еще хотелось смеяться, петь, плакать!

Но ничего этого она сделать не смогла, потому что Оуэн с яростным рычанием накрыл ее рот поцелуем. Он тотчас же вошел в нее последний раз и, содрогнувшись, хрипло застонал и замер.

Когда Вирджиния открыла глаза, она увидела, что Оуэн наблюдает за ней с ленивым удовлетворением охотники, заполучившего, наконец, желанную добычу.

— Я знал, что вы та самая, — прошептал он.

Ученый вошел в лабораторию тем же путем, что и обычно, — через дверь кухни. Некоторое время тихо стоял, впитывая энергетические потоки, все еще пронизывавшие атмосферу дома. Однако они уже начали угасать. Что ж, этого следовало ожидать. Эксперимент был завершен.

Он извлек из кармана особые золотые часы — изделие прекрасного мастера — и направился по узкому коридору в сторону лестницы.

Атмосфера постепенно сгущалась, приятно щекоча нервы, пока он поднимался на верхний этаж, где все еще сохранялись «следы» ужаса, необычайно возбуждающие. Его восхищала эта аура нарастающего страха — наконец-то ему удалось ее поймать. Да-да, именно тот факт, что удалось сохранить темную энергию вплоть до того момента, когда объект понял, что смерть неминуема, и являлся своего рода печатью, удостоверяющей его великий талант!

Использованный в данном эксперименте объект не обладал значительным талантом чтения в зеркалах. Настоящие зеркальные чтицы были редкостью. Но подобно Рэтфорд, Хэкетт отлично послужила его целям!

Послышалось тихое позвякивание и перестук. Он замер на верхней площадке лестницы. Он был к этому готов, и все же леденящий холод пощекотал его органы чувств, болезненно уколол нервы. Заводные игрушки, которые он использовал для своих экспериментов, идеально подходили для его работы. Они фактически являлись ключом к усовершенствованию механизма. Но они были исключительно опасны, не говоря уж о том, что стоили целое состояние. Ему не хотелось оставлять их на страже, но, обнаружив однажды, что взломщики загрязнили своим присутствием места экспериментов, он был вынужден принять меры предосторожности. Пустой дом без присмотра — сущая беда! Притягивает к себе воров и грабителей, точно магнит.

Он зажег огонь, а затем щелчком раскрыл карманные часы. Внутренность футляра была оснащена особым зеркалом. И он держал часы так, чтобы в зеркале отражался темный дверной проем.

Вспышка света выхватила из темноты силуэт богомола размером с кошку. Глаза заводного насекомого зловеще горели. В воздухе сгущался промозглый холод — верный признак того, что богомол уже выбрал направление удара, найдя жертву. Уровень энергии начал стремительно нарастать. И тут его охватила паника. «А что, если зеркало в карманных часах больше не действует?» — промелькнуло у него.