И когда потом, покуривая, мы отдыхали около потрескивающего огня, я не решился упомянуть о своем новом открытии.

Между тем, облака над нами медленно начали двигаться. Но на севере открылось желтовато-синее небо, которое не обещало нам положительно ничего хорошего.

Пролетавший временами ветер был теплым. Почти жгучие лучи солнца непрерывно увеличивали, электричество в воздухе.

– Этот печальный край, – сказал Снеедорф, выражая и мои личные мысли, – сохранил в себе все условия, господствовавшие в северной и средней Европе в ледниковую эпоху. Тогда и там по краям ледников бродили стада мамонтов. Потом эти существа отступали вслед за исчезающими ледниками, так как это были существа крайнего севера.

– Дольше всего, – вмешался я в разговор, – удержались они в Сибири и на крайнем Севере Америки. Потом стихийные катастрофы или же люди уничтожили последние стада. Возможно, что какая-нибудь новая повальная болезнь, мор, стерла с лица земли этих громадных, сильных животных. Только остаток их, вокруг которых замкнулось кольцо гренландских льдов, удержался в живых. Здесь не изменились условия их существования.

– Но и здесь, – сказала Надежда, сидевшая до сих пор молча, – но и здесь могли бы существовать самые страшные враги мамонтов…

Мысль о следах страшных когтей пролетела в моем мозгу.

– Кто? – беспечно спросил француз, не переставая делать наброски и выпуская носом две тонких струйки сигарного дыма.

Девушка на несколько времени замолчала и с заботой посмотрела на тайгу.

– Люди, – ответила она потом.

А так как мы все молчали, то она продолжала:

– Люди, которые ловили мамонтов в ледниковую эпоху. Те первобытные люди, которые вырезали изображение мамонтов и оленей на рогах и костях, найденных в пещерах в различных частях Европы.

После этой фразы настало какое-то гнетущее молчание. Наши взгляды с новой недоверчивостью обращались в глубь темного первобытного леса.

Да, были здесь, в этой удивительной стране, олени, были и мамонты. Может-быть, был тут и человек или другое какое-нибудь существо, уничтожавшее этих животных. Что же за племя гиперборийцев живет в этой заколдованной Земле?

– У-у-у, – завыл вдруг эскимос с внезапным испугом.

Что-то засвистело в воздухе и иннуит схватился за грудь. Он был единственным, не снявшим своего гренландского костюма. Стрела, с кремневым остреем, вылетев из темной чащи леса, прошла через его аноркан и тимиак и, сделав на груди небольшую царапину, торчала из прорехи его толстой одежды.

Это был красноречивый ответ на наш разговор. Мы схватились за оружие и согнулись под прикрытием, выжидая. Но никто не выходил та глубины леса.

А все же эту стрелу послала тетива лука, натянутого человеческой рукой. Тут были люди.

Наше положение сделалось критическим: незнакомый народ в виде привета послал нам стрелу. Что же будет дальше? Повидимому, мы окружены, заперты в кругу невидимых врагов.

Возможно, что нам удастся сойтись с ними. Нет дикарей столь упорных, чтобы обходительность и подарки не успокоили хотя бы на короткое время их злых побуждений. Но все же в нашем положении завидного было мало.

С трех сторон охватил нас лес; с четвертой текла быстрая река. Враг мог обрушиться на нас с нескольких сторон одновременно.

Снеедорф предложил как можно скорее найти новую, более надежную позицию, где бы при случае можно было защищаться и где бы кругозор не давал возможности врагу подползти к нам на слишком близкое расстояние. Он посоветовал занять верхушку ближайшего холма.

И так как из леса никого не появлялось, то мы решили, что одиночный дикарь или какой-нибудь соглядатай послал нам из чащи свою стрелу.

Холм, на который указал нам Снеедорф, до трех четвертей высоты был покрыт лесом; на верхушке его группа небольших карликовых кедров образовывала странный хохол. Мы собрали багаж. Фелисьен, нужно сказать к его чести, не забыл захватить с собою порядочный кусок мамонтового хобота.

Мы шли, держа наготове ружья, за каждым стволом ожидая засады.

Вдруг все потемнело. Солнце быстро скрылось за тучи. Лес казался еще неприветливее. Чем выше мы поднимались, тем сильнее возрастало в нас чувство безопасности. И не будь стрелы, которую можно было ощупать, мы готовы были бы принять весь случай за пустую тревогу.

Через полчаса мы вышли из леса. Мы перешли через луг оленьего моха, через склон, усеянный камнями и ямами, и остановились под тремя кедрами на верхушке холма.

Оттуда открывался широкий печальный кругозор. Волна за волной, по направлению к северу, вздымались холмы, поросшие тайгой.

Долины и овраги среди них чернели, как пучины; на юге потемневший край круто поднимался к Альпам. Горизонт над ними был озарен синеватым отблеском ледяного поля.

– Будет буря. – В голосе Снеедорфа звучала забота.

В самом деле, небо страшно менялось. Темные тучи, вестники бури, покрыли небосвод. Вся природа замерла как бы в ужасе пред тем, что должно произойти. Удушливая тишина пала на лес. Слышен был лишь глухой шум реки Надежды.

Мы быстро поставили палатку, веревки которой привязали к стволам самым заботливым образом.

Сив сходил за водой к ручью, внизу на склоне, и зажег примус. Немного погодя я услышал, как тонким голосом запел в котле кипяток.

Сумрак сгущался уже во тьму. На северо-востоке небеса осветились длинной бесшумной молнией. Буря надвигалась.

При этом в овраге послышались трубные звуки и быстро вскоре за тем умолкли.

Очевидно, чем-то напуганный мамонт предостерегал свое стадо. Затем послышались другие звуки внизу у реки, прямо под нашим бивуаком.

Место, где мы оставили труп мамонта, казалось, ожило. Какое-то неопределенное ворчание доносилось оттуда и раза два-три такой вой, от которого у Гуски вздымалась шерсть по всей спине. Мы молча сидели на верхушке своего холма, обратившись лицом туда, откуда надвигалась буря.

Вдруг громадная зеленая молния прорезала небеса, и в ее ослепительном блеске с удивительной резкостью на мгновение выступили неподвижно стоящие черные леса.

Немного спустя после этого, где-то над горизонтом, загремел гром тяжело и глухо, как какое-то сказочное чудовище, скрытое за горами, которое готовится броситься на намеченную добычу.

Молнии следовали потом одна за другой. Удар за ударом. Буря ревет и гудит уже в непосредственной близости от нас.

Облака, разрываемые молниями и пролетающие до самых отдаленных лесов, имеют угрожающий вид. Под черными тучами крутятся клубами грозные синевато-седые туманы.

Но вот первобытный лес начинает гудеть. Местами целые площади его сгибаются, словно в конвульсии. Хвостатые верхушки старых деревьев качаются из стороны в сторону, нагибаются и ломаются, когда по ним пробегает вихрь.