Генерал ответил без дипломатических фигур, хотя и без конкретики:

– Наша организация создавалась – и, более того, все еще создается – второпях, потому что времени на раскачку нет. И, как следствие, мы даже названия официального не имеем, следовательно, не имеем и юридической регистрации, которая, несомненно, в дальнейшем состоится. Пока мы называем это – а возможно, и официально будем называться – «Комитет взаимопомощи участников локальных военных конфликтов». Может быть, вместо «Комитета», как кое-кто настаивает, будет «Общество», это не важно. Кто туда входит, я тебе тоже не скажу. Но люди это серьезные, имеющие достаточное влияние, чтобы оказывать ветеранам спецподразделений эффективную негласную помощь практически в государственном масштабе. Вплоть до того, чтобы использовать космические войска и прочие структуры, к которым даже основные силовые ведомства без особого распоряжения доступа не имеют. При этом нельзя забывать, что работа, хотя и под прикрытием мощных сил, предстоит все-таки автономная. Прикрытие будет осуществляться только в рамках организационных мероприятий, но в персональных действиях ты остаешься в полной «автономке».

– Не испугаете, товарищ генерал. Это специфика моей службы. Спецназ ГРУ так часто работает, – кивнул я, не выражая ни восторга, ни сомнения.

В принципе, что мне было возражать, если для меня вопрос был давно осмыслен и решен. И никакой «рисовки» перед генералом не было. Мои действия будут не только частью моей прежней службы, даже если меня отправят на инвалидность, – они будут также еще и действиями обыкновенной самозащиты, что для меня тоже немаловажно. А еще и просто защиты. Защиты тех самых «участников локальных военных конфликтов». Профессия такая – защищать. Если о высоком говорить – защищать Родину; если приземленно – защищать себя и свой дом; а в целом – защищать и себя, и своего соседа, и просто идущего по улице незнакомца или незнакомку. А я – профессионал. Быть защитником для меня – естественное состояние.

Кроме того, говоря серьезно, я способен к выполнению такой работы и без помощи сверху, хотя она значительно все упрощает. Я просто готов отстаивать свою жизнь и свое право на уничтожение врагов, которым не нравится, когда я и мне подобные выполняем приказы, и выполняем их хорошо, качественно.

Генерал кивнул, и грубоватое его лицо, по внешним данным достойное того, чтобы его вырубили в камне в качестве образца мужественности и силы, изобразило короткую улыбку.

– Я знал, что ты согласишься. И твой командир бригады также сказал, и полковник Мочилов тоже. Они за тебя отвечают и не сомневаются в твоем согласии. Хотя приказать тебе ни тот, ни другой права не имеют. Тем более послать тебя на такое дело...

Последняя фраза прозвучала почти угрожающе. Настолько серьезно прозвучала, что не могла не вызвать встречный вопрос, который генерал и хотел, похоже, услышать. Разговор, как я понял, шел не о прошедшем, а о будущем, потому что угрожать тем, с кем уже поквитались, смысла нет никакого.

– Какое дело? – спросил я то, что должен был спросить.

– Мы начали вводить тебя в операцию еще до того, как ты дал согласие. Извини уж, но мы работали в ситуации жесточайшего цейтнота. Эта банда ментов готовила акции, а мы не имели на них выхода. На того же подполковника внутренней службы получили его только после того, как он тебе позвонил. Твой «мобильник», разумеется, прослушивался.

– А если бы я поехал на встречу, не подготовившись? – спросил я. – У меня ведь изначально были такие мысли. И тогда бы...

– Тогда тебя не звали бы Саня Смерть, – ушел от прямого ответа Лукьянов с помощью сомнительного комплимента. Хотя я почувствовал в его словах то, что сказано не было, а только подразумевалось: «Тогда бы мы нашли другого, который прежде думает, а потом идет». – Но нас еще и ваш начальник управления предупредил, что ты вывернешься. Он в тебя полностью верит. Говорит, что таких офицеров в нынешнем спецназе можно по пальцам пересчитать. Раньше все такими были, а сейчас уже уровень не тот. Мочилов говорит, что уже после афганской войны спецназ ГРУ стал гораздо менее профессиональным[13]. Когда вас очень сильно «разбавили»... Но это уход от темы. Вернемся к своим, как говорится, «баранам»...

От темы я отошел не сразу, хотя настоящим интересовался больше, чем прошлым, и просто заметил:

– Начальник управления меня ни разу в жизни не видел.

– Ему это и не нужно. Ему достаточно знать мнение твоих непосредственных начальников, чтобы составить собственное мнение. Ну и, конечно, он читал рапорты о проведенных тобой операциях. Если даже мне дали с ними ознакомиться, то ему-то, думаю, тем более. Именно эти рапорты составили наше совокупное мнение о твоей кандидатуре и даже утвердили ее единогласно.

– Итак, вы начали вводить меня в операцию без моего согласия...

– Это была, повторю, вынужденная мера. Мы знали, что у нас откуда-то идет утечка информации. На подозрении были три человека, и мы одновременно запустили в разработку всех трех, в том числе и тебя. Каждый вариант был известен только одному из подозреваемых. Сработал твой вариант. Менты с Кавказа вышли на тебя. Таким образом, мы определили источник утечки информации, как говорится, методом исключения. Менты решили уничтожить именно тебя – значит, из списка подозреваемых твое имя можно было вычеркнуть.

Но больше без твоего согласия мы ничего предпринимать не стали. Именно поэтому я и приехал к тебе, капитан. И рад, что ты готов к сотрудничеству, хотя развитие ситуации не обещает тебе ничего хорошего. Однако оно даст нам возможность определить еще несколько членов той самой банды с ментовскими погонами. Хотя они уже называются полицейскими... Нам следует торопиться, потому что сегодня ночью в Москву прибывает известный на Кавказе киллер по кличке Трубочист. Это слишком вежливое прозвище. Чаще его зовут Ассенизатором, что, в принципе, одно и то же... Ты не слышал про такого?