на равных условиях. В равном положении. Непросто, непривычно, неуютно, бездна адова…

— Учись, — сказала я. — И привыкай. Пока я жива, эта наука тебе пригодится. А может, и после моей смерти, как знать.

Олгрен покивал:

— Конечно, привыкну… куда ж мне деваться… но адское чрево же! Отчего вы не юноша, тёмная леди! Как это облегчило бы всё… и как это было бы спокойно и правильно…

— А ты представь, что я юноша.

Олгрен криво усмехнулся:

— Слабоватое у меня воображение. Я уж как-нибудь так, — и взглянул на Виллемину, которая молча и внимательно наблюдала за всем происходящим. — Скажите, тёмная государыня, вы тоже будете заставлять старого моряка считать вас юношей — или можно обращаться к вам как к леди?

Виллемина покачала головой и рассмеялась:

— Ох, мессир адмирал, даже и не знаю! Я вам сочувствую, поверьте. Нам, девушкам, это тоже страшно мешает. Но мы сумеем приноровиться, если будем стараться вместе, верно? А пока нам всем стоит немного остыть и передохнуть, не так ли?

Олгрен вздохнул, кивнул, раскланялся — и вылетел в виде седого рыболова в открытое окно.

Я села на паркет — и Тяпка тут же пришла сочувствовать.

— Вы устали, деточка? — тоже сочувственно спросил Валор. — Это ничего. Вы всё сделали правильно, дальше будет легче.

Я дала ему руку, всю в дырках, словно шумовка: ранки ещё не успели затянуться, кровоточили. От его поцелуя боль почти прошла.

— Вы меня всегда обнадёживаете, Валор, — сказала я. — Но я верю. Хорошо, что правильно. А вот что будет легче — это вы, кажется, заблуждаетесь.

— А я согласна с мессиром Валором,– сказала Виллемина. — И я восхищена тобой, Карла: ты ужасно храбрая.

Я мотнула головой: она сама на удивление здорово держалась для человека, впервые увидевшего создания Сумерек, да ещё и в такой неоднозначной ситуации. А мне больше всего на свете хотелось добраться до постели.

От нестерпимого желания заснуть не спасала даже Сила Князя вампиров, растворённая в моей крови.

* * *

Мы проспали бы до полудня, но Гелхард просыпался рано — и пришлось вставать чуть не на рассвете. Я еле разлепила веки — и слегка позавидовала Вильме: она казалась свежей, как роза.

— Я вчера меньше устала, — сказала Виллемина. — И ещё мне необычно хорошо в обществе мессира Валора. Если у меня и впрямь есть капля Дара, она на него реагирует.

— Ужасно здорово, что он остался поговорить, — сказала я. — Некстати же я заснула!

— Он просил тебе передать, что гордится тобой, — сказала Виллемина, поцеловала меня в щёку и ужасно этим смутила. — Что прекраснейший мессир Олгрен нежно любит тех, кому удалось его вздуть, и, скорее всего, вы сможете стать друзьями.

— Обнадёживающе звучит, — проворчала я. — Вот ещё я б любила тех, кого надо бить, потому что они не понимают слов…

— Мы девушки, — вздохнула Виллемина. — Пресветлый Боже, видишь ли эти цепи⁈ Как бы мне хотелось, чтобы мессир адмирал был в наших жизнях последним схлопотавшим затрещину за мерзкое поведение…

Меня это насмешило.

— Ничего, Вильма, — сказала я. — Может, чем дальше — тем больше нас будут бояться? Вот запугаем всех хорошенько — и начнут прислушиваться, я надеюсь.

Не успели мы одеться и выйти, как на наши бедные головы свалился Эгмонд. Остановился в дверях будуара Виллемины и сообщил, то ли злорадно, то ли с удовольствием, что прекраснейшая леди Фелисса с милостивого разрешения государыни и в её присутствии даёт большой осенний бал для всяческой золотой молодёжи столицы.

— А тебя не ждут, милочка, — сказал он, вложив в голос столько яда, что, будь в будуаре Вильмы мухи, они бы передохли.

— Конечно, ваше прекраснейшее высочество, — радостно улыбнулась Виллемина. — Вы, как всегда, предусмотрительны и разумны: я предпочту провести день в обществе государя. Возможно, мне удастся немного его развлечь.

Эгмонд покосился на меня — и всё-таки подошёл шагов на пять. И прошептал:

— Отец умирает, де-воч-ка. Ты молись, чтоб пережить его хоть на неделю: я, когда надену корону, тебя терпеть не стану.

Виллемина сложила ладони.

— Я давно вручила судьбу свою Творцу и его воле, ваше высочество, — сказала она кротко.

— В один котёл тебя и твою некромантку! — рявкнул Эгмонд. — Думаешь, я не найду на неё управу?

— Как вам будет угодно, — улыбнулась Виллемина.

Окончательно его взбесила — и он выскочил из будуара, шарахнув дверью. По Тяпке было очень заметно, как ей жаль, что нельзя облаять его вслед.

— Что это за Фелисса? — спросила я.

— Его любовница, — сказала Виллемина, пожав плечами. — Королева вызвала её из Перелесья, думаю, вполне намеренно: девица во вкусе Эгмонда. Бюстик, бёдра, локоны, глазки, как у котёночка… Старательно изображает дурочку, но неглупа, хитра, пронырлива, шпионка. Надеется стать королевой, — Виллемина улыбнулась. — Эгмонд ей это пообещал. Забавно, правда?

— Почему забавно? — меня просто в жар кидало от таких вещей. — Гады же!

— Кто ж позволит принцу жениться на девке! — Вильма взяла меня за руку — за клешню — и погладила пальцы. — Карла, это же высший свет, тут всё не такое, каким кажется. Не принимай так близко к сердцу.

— Просто не могу слышать, как он… о тебе и о короле, — буркнула я.

Виллемина махнула рукой:

— А, вздор. Ты же сама слышала: Малый Совет принял решение. А у меня есть ты, — и вдруг обняла меня. — Мы всё сможем.

Уверенно сказала. Я ей поверила. И вообще… не слишком часто меня обнимали просто так.

Вильма была уже совсем моя принцесса.

Мы пришли в покои Гелхарда, а там — Броук! О чём-то беседовал с королём вполголоса — и поклонился нам:

— А у меня есть важный разговор, дорогие дамы! Особенно с вами, леди Карла. Ваше прекрасное высочество, вы позволите?

— Конечно, мессир, — сказала Виллемина. — А мне можно послушать?

Броук пододвинул нам кресла, а король наблюдал и чуть улыбался. Он ещё сдал за ночь, и я поняла, что все эти знаки защиты, которые я рисую, — это попытки справиться с пожаром, поливая водой остывающий пепел. Ничего уже не поделаешь.

— Тебе можно слушать всё, что ты захочешь, малютка, — тихо сказал король. Я чувствовала, что ему