пороги больших начальников, выпрашивая милости для дурня. Или не должны? И за ними надзор и их третируют полицейские чины, всё же нищий почти работник завода, хоть и князь без чинов и званий в Российской империи величина крайне незначительная, и никто ему помогать из чиновников не станет. Если почему-то решили Сашкой заняться, то эту неповоротливую государственную машину с пути не свернёшь.

Чтобы не сойти с ума от мыслей, безделья и комаров, Сашка решил физическими нагрузками себя загрузить по полной. Целыми днями бегал, приседал, отжимался, подтягивался. Пока не падал. Потом, отлежавшись, умывался, обедал или завтракал, чуть спал и снова за упражнения. Только приход Аньки машину по сжиганию килокалорий останавливал. Выслушивал Сашка неутешительные новости, что всё по-прежнему, и потом час Аньку утешал разными способами.

— Давай я им приготовлю отвар, что они с ума сойдут или отравлю, — залезая на Сашку показывала зубы кикимора.

— Не вздумай. Пришлют других, а тебя на каторгу, все же знают, что ты травница. Не делай ничего. Даже понос не вызывай у них. Я думаю, что на всю жизнь они сюда народ не пошлют, максимум неделю засаду эту подержат. Да и снимут, ну, край — десять дней. Я пока тут от трудов отдохну. Отпуск у меня.

На восьмой день, когда Анька пришла к избушке, Сашка её ещё на тропинке встречал, до озера, и глядел с надеждой, что всё мол, любовь моя, можешь возвращаться в нашу комнату и спать на перинах. Но нет. Кикимора развела руками.

— Подождём твою мать, — вспомнил Игорька Кох.

— Мою маму? — Анька глаза сделала по серебряному рублю, а тьфу, по золотому червонцу. Умеют же некоторые от творца красивые глаза и рожицы выпрашивать. А тут — глаза серые, рожа монгольская. Не совсем честно.

— Вот давай забьёмся, что на десять дней их прислали, придёшь ты в… Сегодня какой день недели?

— Среда.

— Вот, придёшь ты в субботу и скажешь, что уехали эти гады. Стоп, а чего они едят?

— Аксинья кормит. Хорошо кормит, ей офицер сказал, что если полицейские жаловаться будут, то выпороть её прикажет, — опять клыки показала кикимора.

— Ну, ладно, пусть кормит. Не обеднеем. Наоборот, скажи Аксиньи пусть им в два раза порции увеличит и мяса даёт.

— Зачем? — ну, правильный вопрос, зачем откармливать врагов.

— Чтобы не было повода ругать вас и меня заодно.

Анька прибежала вечером в пятницу, при этом в обед уже приходила. То есть, она как тот грек Филипок после сражения при Марафоне в Афины бежал с благой вестью, так и Анька прошла уже два десятка километров и ещё десять пробежала, чтобы сказать, что в пятницу в обед приехал тот же офицер и посмотрел, как полицейский в три горла жр… ест. Разорался побил бедного Егора и велел садиться в бричку. Всё, снимается тут пост. Офицер пообедал, сели они в бричку и укатили.

— В бричку? Туда четыре человека не влезут. Интересно, а в Басково тоже пост снимут?

— Я завтра сбегаю.

— Ань, ты за эти дни опять в шкилет превратилась. Теперь тебя опять пять лет откармливать надо. Точно нет такой травки, чтобы поправиться можно было.

Естественно, не пошли никуда на ночь глядя. Без всяких кувырканий Сашка уложил кикимору на топчан и лежал рядом, отгоняя пищащих комаров. Пока сам не уснул, зарывшись в пахнущие мятой, что ли, волосы Аньки.

Проснулся, правда, с распухшим ухом. Комарихи нашли брешь в обороне.

Утором решили сначала сползать на разведку в Басково. Воины их увидели заранее, тоже бдили.

— Докладаю, Александр Сергеич, уехали аспиды. Девять дней, как вы говорите, нарывались. Так и хотели, чтобы мы их побили, но не тут-то было. Я ребятам сказал ни-ни, а пацанву вообще выселил в поле, в шалаше жили. Ванька меньшой бы не стерпел, плюнул рыжему в харю. Ну, теперича отбыли. Как думаете, Вашество, вернутся? — Агафон даже вытянуться попытался доклад свой исполняя.

— Думаю. Что попытаются кого из крестьян подкупить, чтобы доложил в случае моего появления. Или купцов подговорят. А могут под видом нищих отправить или самих нищих обработать. Много способов. Но я пока в Басково не буду появляться, а вы сильно часто в Болоховское не наезжайте. И лучше Ваньку старшего на коне отправляйте.

— Так и сами уже решили. Только не старшего, а младшего. Старшой на пасеке нужен. Самый важный период сейчас, пчеловод наш говорит.

— Младший, так младший. Не общались полицейские с крестьянами?

— С Никодимом. С псарём…

— Не должен продать?

— Чужая душа потёмки, — Агафон — это народный мудритель. Он любит поговорками народными говорить. Мудрость его излагая. — Тогда мы ему ни-ни. Да и чего ему, есть чем заняться, сразу две суки ощенились. Забот своих у него хватает.

— Всё, Агафон, пойдём мы, ещё десять верст пёхом. Сашка обернулся на опёршуюся о последнее дерево на опушке кикимору.

— Так Ваньку послать, вы на конях, а он их потом назад.

— Не, тихо пойдём, вдоль речки. Вдруг эти аспиды засаду поставили на дороге.

— С богом, Вашество. Мы, если что — весточку пошлём. И по округе порыскаем. Посмотрим, что к чему.

Глава 10

Событие двадцать второе

Вернее достигнуть счастья, ожидая его у себя дома, нежели рыская.

Пьер Буаст

Событие двадцать второе

Первым делом в баню. Что можно про Машку сказать? А сказать можно, что лучшей домоправительницы в природе не существует. Не очевидный же факт, что раз полицейский укатил, то барчук сразу заявится. Всё приготовлено оказалось, и баня натоплена и пельмени настряпаны, и перины взбита и накрахмаленные простыни застелены. Крахмал только начали получать. Картофеля ещё не лишку, и он стоит на рынке прилично, так для пробы истратили пять мешков, получили ведро довольно серого вещества. Как его белить Кох не знал. Рассказал Машке про крахмальные простыни. Она теперь его на них и изводит. Барствует.

Проснулся Сашка утром, за окном малиновка или другая какая пичуга из отряда воробьиных трели разводит. Форточка открыта, и птичка села на веточку рядом и посвистывает. Красота. Хорошо дома.

Сашка снова закрыл глаза и попытался дальше заснуть, но тут стали в голову чужие дуэли лезть. Не много таких было. Как-то всё не те книги попадались, не великий был специалистом по этой части русской истории Кох. Одну дуэль запомнил, так