— Понятно! — кивнул следователь. — Чем все это закончилось?

— Дочь мою оставили в покое. Как Натан выкрутился, не знаю! Может, занял у кого-то денег, может, нашел другую девицу. Мне это неизвестно. Я думаю, что он продал ту самую красотку, с которой я его застукала в редакции. Но точно сказать не могу. Думаю, это сейчас не так важно. Словом, в тот же вечер мы с дочерью ушли из дома. Женя снял двухкомнатную квартиру, и мы перебрались туда. Наконец-то я узнала, что такое жизнь с нормальным человеком. Но длилось это только две недели. Внезапно позвонил Натан и сообщил ошеломляющую новость: у него рак печени.

Женщина тяжело вздохнула и умолкла, остановив взор на собственных руках.

— У него действительно был рак печени? — спросил следователь после некоторого молчания.

— В том-то и дело, что нет! — воскликнула женщина. — Никакого рака у него не было в помине. Это его очередное вранье! Я об этом узнала только два месяца назад. И то случайно. Женя до сих пор не знает. Боюсь говорить. Ведь тогда бы он точно его убил…

Женщина запнулась и бросила на следователя тревожный взгляд. Батурин едва заметно усмехнулся.

— Ваши действия после того, как вы узнали, что он обманывал?

— Я дала ему месяц на то, чтобы он устроил свою жизнь и навсегда убрался из моего дома. В это время у него была какая-то девица. Допускаю, что он даже был привязан к ней, поскольку их отношения длились довольно долго. Но жениться на ней он не собирался. Она — малоимущая. Ему была нужна такая женщина, которая могла бы его содержать. Сам он зарабатывать не умел. Так вот, после моего ультиматума он с этой девицей прекратил всякие отношения. А мне начал гнать, что любит только меня. Бросил пить, развлекаться с девочками. Сделался примерным мужем. Но все это тоже было театром. Просто та девушка его бросила сама. Он, насколько мне известно, пытался возобновить с ней отношения, но безуспешно.

Ах эти пахнущие пивом столы, бородатые не первой свежести моряки, веселые и пьяные, гогочущие и грубые, горланящие хриплыми голосами свои разбойничьи песни. На море третий день бушует шторм, в таверне третий день идет гульба. Они пьют неаккуратно, развязно, орошая собственные куртки и обильно поливая столы. Но ее, озорную сумасшедшую лань, это только веселит. Там, в замызганном углу, за самым неухоженным столом сидит Чекушкин, пьяненький, зачуханный, с красными свинячьими глазками, которые сладострастно скользят по ее налитой груди и круглым бедрам. А рядом с ним трясет головой Воронович, тоже в лоскуты, но при виде ее начинает сопеть, как необъезженный бык. От одного его вида захватывает дух и сладко сосет под ложечкой. Это он, известный на всю округу прелюбодей и гуляка, красавец и силач, имеющий в каждом поселке по жене и дюжине любовниц, лишил ее невинности. Но сегодня газель не смотрит в его сторону. Сегодня у нее другие планы.

На ней красивая бархатная юбка, привезенная из Ливерпуля, и белая батистовая блузка. Ее талия не нуждается ни в каких корсетах. Младшая дочка кабатчика гибко носится с кружками по кабаку, и все горящие взоры устремлены на нее. От этого и на душе весело, и пиво в кружках хмельнее.

Но что это? Все, кого она знала в этой жизни, собрались за этими дубовыми столами. И только не было того, кто обещал увезти ее в Ливерпуль. Ведь в этой чертовой дыре она пропадет, зачахнет, затеряется, выйдет замуж за мужлана и превратится в грубую рыбачку. В двадцать лет поблекнут ее красота, молодость, а в тридцать она станет горбатой, ворчливой старухой.

Но сегодня вечером он будет ждать ее в пещере под зеленой скалой. И от этого лицо у Инги пылает румянцем. Брату еще вчера что-то нашептали соседи, и он целый день угрюм и неразговорчив. Он мрачно разливает по кружкам пиво и время от времени с усмешкой поглаживает свой любимый нож на поясе. Брат не сводит с сестрицы глаз, и ей ничего не остается, как послушно собирать со столов миски да с хохотом отбиваться от мозолистых рук матросов. Она разносит пиво и только ждет момента, когда зазевается брат. Но вот встает с места Воронович, подходит к ней и берет за руку.

— Я соскучился! — страстно шепчет он на ухо.

Инга закрывает глаза и тяжело дышит.

— Нет-нет, между нами все кончено! Я выхожу замуж и уплываю в Ливерпуль.

— С тем англичанином? Не смеши! Он тебя обманет. Поиграет и бросит где-нибудь по пути или продаст в веселый дом. Я знаю этих англичан. Они джентльмены только внешне.

— Нет, он не такой.

— Ты меня больше не любишь?

— Люблю.

— Тогда пойдем!

Воронович тащит ее в открытую дверь, но Инга вырывает руку.

— Нет. Все кончено. Я уже решила.

— Ты любишь его?

— Это не твое дело. Я уплываю с англичанином, потому что больше не могу оставаться в этой дыре. Прощай.

— Я на тебе женюсь по-настоящему!

Инга грубо хохочет ему в лицо, и Воронович отпускает руку. Он выпивает полную кружку пива и уходит. Инга смахивает слезу. За этой сценой очень внимательно наблюдает из-за бочки брат. К расстроенной Инге подходит Чекушкин.

— Потанцуем?

— Отстань!

— Зря ты так со мной, — обижается Чекушкин. — Я ради тебя готов на все. Хочешь, сожгу свою шхуну тебе на потеху?

— Да отстань же…

— А хочешь, сейчас сожгу этот кабак?

— Он хватает со стены факел и подносит его к столу. Матросы гогочут и бьют в ладоши. Из-за бочки брат выбегает, дает Чекушкину в морду и вешает факел на место.

Вот именно в этот момент Инга понимает, что время пришло, и выскальзывает в сени. До нее доносится хрип разъяренного быка и язвительное улюлюканье моряков. Бык срывается с места, не заткнув даже бочки, но сегодня ее ухватить за косы не так просто: косы она предварительно заколола на макушке.

У ворот брат медвежьей хваткой вцепляется в юбку, но ей удается выскользнуть, и теперь тонконогая лань с хохотом летит дальше по скалистому склону вдоль бушующего моря.

— Куда? — слышит она сзади его могучий бас.

— Не твое дело! — кричит в ответ озорница и звонко хохочет.

Теперь сестрицу не догнать. Куда ему с таким животом да кривым ножом за поясом. Какое вообще его собачье дело? Она уже не маленькая девочка. Ей, дай бог, уже пятнадцать!

— Только приди домой! — потрясает кулаком брат.

Но последние слова она пропускает мимо ушей и краем глаза замечает, что зашторенный тучами закат уже дает нежно-голубой просвет. Значит, к утру море успокоится.

За скалой можно перевести дух. Там, в темноте, ее уже не найти ни с какими фонарями. Лишь бы англичанин не обманул. Да нет же! Он не из тех, кто бросает слова на ветер.

И в тот же миг, как по волшебству, из-под скалы плавно выплыла высокая мужская фигура в широкополой английской шляпе. И вновь тревога охватывает девушку. Уж не брательник ли? Да нет же! Разве у брата такие сияющие глаза и такая ослепительная улыбка?