ставите меня в… как это у вас называется?.. крайне затруднительное положение.

– А я понимаю, что сегодня у меня, как это у меня называется, крайне хреновое настроение. Так что рассказывай нам про этого парня и чеши отсюда. – Она спрятала оружие.

– Он живет в «Фенере» на Кучук-Гюльхане-Джаддези, четырнадцать. Каждый вечер ездит в метро на базар, по одному и тому же маршруту. Недавно он выступал в «Енишехир палас-отели», это современная гостиница в стиле turistik, но этими представлениями заинтересовалась полиция – не по своей, как вы понимаете, инициативе. Администрация «Енишехира» занервничала.

Терзибашьян улыбнулся. От него исходил сильный металлический запах лосьона для бритья.

– Мне нужно знать об имплантатах, – сказала Молли, массируя себе бедро. – Я хочу знать, на что он способен.

Терзибашьян кивнул:

– Хуже всего эти, как у вас выражаются, сублиминалы. – В последнем слове он тщательно артикулировал каждый слог.

* * *

– Слева от нас, – сказал «мерседес», пробираясь по лабиринту мокрых от дождя улиц, – главный базар Стамбула «Капали Карси».

Сидевший рядом с Кейсом Финн понимающе хрюкнул, хотя смотрел в совершенно противоположном направлении. По правой стороне улицы тянулись склады утильсырья. Среди куч на щербатых, покрытых ржавыми пятнами мраморных плитах валялся развороченный остов паровоза. Поленница безголовых мраморных статуй.

– Домой хочется? – спросил Кейс.

– Дерьмовый городишко, – вздохнул Финн.

Его черный шелковый галстук стал похож на изношенную ленту от пишущей машинки. На лацканах нового костюма появились медальоны из яичных пятен и мясной подливки для люля-кебаба.

– Эй, Джерси, – обратился Кейс к сидевшему сзади армянину, – а где этому парню ставили имплантаты?

– В Тиба-Сити. У него нет левого легкого. Правое – форсированное, так это у вас говорят? Конечно, имплантаты может купить любой, но этот парень – очень талантливый.

«Мерседес» объехал груженную кожами подводу.

– Я же ходил за ним и видел, как падают встречные велосипедисты, пачками, ежедневно. Найдешь такого велосипедиста в больнице, каждый раз одна и та же история. Рядом с тормозным рычагом сидел скорпион…

– «Получаешь то, что ты видишь».[9] Да-а, – сказал Финн. – Я встречался со схемами, как у этого парня. Очень высокая яркость. Мы видим, что он воображает. Думаю, он свободно может сжать импульс и сжечь сетчатку.

– А ты говорил это своей знакомой? – Терзибашьян подался вперед. – В Турции женщина – все еще женщина. Эта же…

– Только посмотри на нее косо, – Финн хмыкнул, – она повяжет тебе яйца вместо галстука.

– Я не понимаю эту идиому.

– Ничего страшного, – вмешался Кейс. – Она означает «заткнись».

Армянин откинулся назад, оставив после себя металлический запах лосьона. Он зашептал в рацию «Саньо» странную смесь греческих, французских и турецких слов, среди которых изредка попадались английские. Рация отвечала ему по-французски. «Мерседес» мягко свернул за угол.

– Базар пряностей, который иногда называют египетским, – сообщил автомобиль, – образовался на месте древнего базара, построенного султаном Хатисом в тысяча шестьсот шестидесятом году. Это центральный городской рынок, где продают пряности, программное обеспечение, парфюмерию, лекарства.

– Ага, лекарства, – сказал Кейс, глядя, как дворники ходят туда-сюда по пуленепробиваемому лексану. – На какой, говоришь, дури сидит Ривьера?

– На смеси кокаина и меперидина, – сказал армянин и опять что-то забормотал в передатчик.

– Эту смесь называют демерол, – пояснил Финн. – Он спидболовый клоун, выходит. Интересная у тебя, Кейс, компания.

– Пустяки, – сказал Кейс, поднимая воротник куртки, – мы заменим этому засранцу поджелудочную или еще чего.

* * *

Как только они оказались на базаре, лицо Финна заметно прояснилось, как будто его обрадовала толпа и ощущение замкнутого пространства. Они шли вслед за армянином по главному торговому залу, крытому закопченными листами пластика на железных, выкрашенных зеленой краской опорах эпохи паровых машин. Вокруг извивались и подмигивали тысячи парящих в воздухе реклам.

– Вот это да! – восхитился Финн, хватая Кейса за руку. – Глянь-ка. – Он показал пальцем. – Это же лошадь. Ты видел когда-нибудь лошадь?

Кейс посмотрел на чучело животного и мотнул головой. Оно стояло на чем-то вроде пьедестала возле прохода к торговым рядам, где продавали птиц и обезьянок. Ноги чучела облысели и почернели от прикосновения бесчисленных рук.

– А я вот видел лошадь, в Мериленде, – сказал Финн. – Года через три после пандемии. Какие-то арабы все еще пытаются воссоздать лошадей из ДНК, но ни хрена не получается – дохнут.

Коричневые стеклянные глаза животного как будто следили за ними, когда они проходили мимо. Терзибашьян привел их в кафе с низким потолком, которое, казалось, существовало здесь со времен основания рынка. Костлявые мальчишки в грязных белых куртках метались среди переполненных столиков, балансируя металлическими подносами с бутылками «Тюрк-Туборга» и крохотными стаканчиками чая.

Около входа в кафе Кейс купил у разносчика пачку «Ехэюань». Армянин все еще переговаривался по рации.

– Пошли, – сказал он, – объект вышел из дому. Каждую ночь он садится в метро и едет сюда, чтобы купить у Али свою смесь. Ваша женщина рядом. Пошли.

* * *

Переулок был старый, со стенами из темных каменных блоков. Неровные известняковые плиты тротуара пахли бензином, насквозь пропитавшим их за сто лет.

– Ни хрена не видно, – прошептал Кейс.

– Нашей красавице это только на руку, – отозвался Финн.

– Тихо, – почти выкрикнул Терзибашьян.

То ли по камню, то ли по бетону скрипнуло дерево. Впереди, метрах в десяти от них, на мокрые булыжники упал клин света. Кто-то вышел, дверь со скрипом захлопнулась, и переулок снова погрузился во тьму. Кейс поежился.

– Пора, – произнес Терзибашьян, и сейчас же ослепительный белый луч с крыши здания напротив рынка накрыл худощавую фигурку, застывшую рядом со старой деревянной дверью, идеально круглым пятном света.

Блестящие глаза стрельнули влево-вправо, и мужчина рухнул на землю. Он лежал лицом вниз, белокурые волосы – светлое пятно на древнем камне, белые руки жалко обмякли. «Кто же в него шмальнул-то?» – подумал Кейс.

Световое пятно даже не дрогнуло.

Вдруг куртка на спине мужчины взбугрилась и лопнула, на стену и дверь фонтаном ударила кровь. Следом из прорехи появились две невероятно длинные руки, под серовато-розовой кожей рельефно вырисовывались жгуты сухожилий. Из тротуара сквозь неподвижные окровавленные останки Ривьеры вылезла ужасная тварь. Двухметровое чудовище стояло на двух ногах и, казалось, не имело головы. Оно медленно повернулось в их сторону, и Кейс увидел, что голова у него есть, нет только шеи. Лицо, или как это назвать, влажно поблескивало, глаз на нем не было. Рот – если это неглубокое конусообразное углубление действительно было ртом – обрамляла буйная поросль волос или щетины, блестящей, как черный хром. Чудовище отпихнуло ногой жалкую кучку обрывков одежды и плоти, затем сделало шаг. Круглый рот, похожий сейчас на миниатюрную радарную антенну, обшаривал окрестности в