Разведку вели и направляемые за рубеж Московского государства дипломатические представители. По-прежнему, господствовала «оказиональная» дипломатия — посольства отправлялись «по случаю», так английский историк Ч. Картер назвал средневековую дипломатию[158].

Филипп де Коммин, советник Людовика XI (король Франции в 1461–1483 гг.), справедливо считал, что нет лучшего соглядатая и собирателя слухов, нежели посол. В XVI в. гражданин Венецианской республики, осмелившийся говорить с иностранным послом о государственных делах, приговаривался к штрафу в 2000 дукатов или изгнанию, а в Англии и столетием позже даже простой разговор с дипломатом другой страны грозил члену парламента потерей места, хотя в силу ряда причин иностранные послы в Западной Европе пользовались большей свободой, чем в России XVI в.[159] К этому времени существовала их четкая градация, включавшая три основных ранга: послы («великие послы»), посланники («легкие послы») и гонцы. Первые и вторые были полномочными представителями государя. За рубежом они вели переговоры и заключали дипломатические соглашения (в отношениях с Польско-Литовским государством право на заключение договоров имели исключительно послы, посланники такими полномочиями не обладали). Третьи просто перевозили письменные сообщения («посыльные грамоты»), причем часто даже не зная их содержания. Устные поручения с гонцами в большинстве случаев не передавались: дипломатические представители низшего ранга были лишь исполнителями воли государя.

Уже при Иване III утвердился порядок, согласно которому главой посольства назначался обычно князь или боярин, главой посланнической миссии — окольничий или думный дворянин; гонцами в середине XVI в. чаще всего бывали дворяне и дети боярские, позднее посылались подьячие и низшие придворные чины. Дипломатия и разведка обычно шли рука об руку, составляя единое целое. И посол, и посланник, и гонец выступали в качестве главных фигур в сборе разведывательной информации. Привлекались и люди, сопровождавшие дипломатов[160].

Сношениями с иностранными державами заведовали назначаемые для этого ближние бояре и государевы дьяки, они же вели переговоры с прибывающими послами. Дипломатической перепиской ведал печатник — хранитель государственной печати, а техническая сторона дела — устройство аудиенций, отправление русских миссий, прием иностранных послов и снабжение их всем необходимым — возлагалась на отдельных дьяков и подьячих, на доверенных лиц, выполнявших разовые поручения. В связях с Востоком главной фигурой обычно был великокняжеский казначей. Все распоряжения по посольским делам производились «у Государя въ верху», т. е. во Дворце.

Иван IV (род. 25 августа 1530 г. в селе Коломенском под Москвой, — ум. 18 (28) марта 1584 г. в Москве) с 1533 года был государем, великим князем московским и всея Руси, с 1547 года — первым царем всея Руси, кроме 1575–1576 годов, когда «великим князем всея Руси» номинально был Симеон Бекбулатович. Для приема послов Иван IV ввел особую палату, именуемую посольской. В это время идет специализация государственного аппарата. Если раньше дьяки, ведавшие приемом и отправлением посольств, занимались одновременно и другими делами, порой с внешней политикой не связанными, то со второй четверти XVI в. они все чаще сосредоточивались на исполнении дипломатических обязанностей. Им в помощь назначались подьячие, опытные приставы — дворяне, которые сопровождали прибывавшие иностранные миссии, а также толмачи, переводчики, которые умели переводить не только устную речь, но и письменные тексты.

Искусственно оторванное от Европы в годы татаро-монгольского ига Русское государство после освобождения в XV веке должно было взять на себя решение сложных дипломатических задач. Но для их выполнения не было нужных кадров: русские люди того времени не владели западными языками и плохо представляли себе обстановку на Западе. Иноземцы же, жившие при дворе Ивана III Васильевича, правившего в 1462–1505 гг., не всегда заслуживали доверия. Установление отношений с восточными государствами, возникшими на развалинах Золотой Орды, опередило установление дипломатических отношений Москвы с Западом. Найти людей, знающих язык ногаев, турок, крымчаков, персов, черкесов, аварцев и бухарцев, в средневековой Москве оказалось легче, в частности, из числа выкупленных на Востоке русских полоняников, чем обучить кого-либо в царском окружении латинскому, немецкому или итальянскому языкам.

Иван ΙΙΙ, «государь великий царь всеа Русии, Володимерский, и Московский, и Новогородский, и Псковский, и Тферский, Югорский, и Вятский, и Пермский и иных земель»[161], вынужден был прибегать к услугам заезжих греков — слуг своей жены, Софьи Палеолог. Преемники его обычно посылали русских послов с иностранными переводчиками[162]. В любом случае осуществлялся жесткий контроль из Москвы. Отсюда — ряд специфических черт московской дипломатии: точные рамки, ставившиеся перед послом, стремление заранее предусмотреть темы и аспекты всех возможных дипломатических речей и разговоров, которые он будет вести в другом государстве. Руководством для дипломатов во время посольской миссии были наказы («наказные памяти»), в которых подробно перечислялись цели и задачи посольства, возлагаемые на посла поручения, его обязанности и нормы поведения, а также излагались его речи и ответы на возможные вопросы принимающей стороны. Кроме того, в наказы входили предписания о сборе сведений о положении дел в государствах, куда направлялись послы, а также в соседних странах.

В 1515 г. Коробов Василий Андреевич[163], был послан в Константинополь с письмом великого князя, в котором Василий III Иванович просил султана Селима удержать от союза с Литвой, направленного против московского государства, находившегося (с 1478 г.) в вассальной зависимости от Османской империи крымского хана Менгли Гирея (правил с 1445 г. по 17 апреля 1515 г.). Коробову была поставлена задача собирать информацию по всему маршруту движения и направлять ее великому князю. Одним из пунктов была турецкая крепость Азов, занимавшая важное стратегическое положение и являвшаяся форпостом турок в Причерноморье: «А се такова память дана Василью Коробову [в марте 1515 г.]… Какъ онъ, дастъ Богъ, приедетъ въ Азовъ… пытати Василью въ Азове, кого будетъ пригожъ, про турецкого салтана, где ныне, и что его дело съ Кизылбашемъ [кызылбаши, кизильбаши (тюрк. «красноголовые») в 1502 г. кызылбаши возвели на иранский престол своего шейха Исмаила Сефеви; термин употребляется в отношении персов], и досугъ ли ему ныне въ своей земле или недосугъ, и въ которомъ ныне въ своемъ городе. Да и про крымского и про его дети… И про посла великого князя про Михайла, и про литовского — какъ ныне литовской съ Менли-Гиреемъ и какъ Менли-Гирей съ литовскимъ, и где ныне Менли-Гирей и его дети… Да и о Нагаехъ ему пытати, на сей ли стороне Волги; и будутъ на сей стороне, и они въ которомъ месте, и что ихъ ныне дело, и бережетъ ли ся ихъ Менли-Гирей или не бережетъ. Да каковы вести въ Азове будутъ, и Василью о томъ о всемъ написати грамота къ великому князю да съ тою грамотою послати ему изъ Азова казака резанского, кого будетъ пригожъ»[164].