В оперативном зале Белого дома повисло мрачное молчание.

– Несомненно одно, – холодно проговорил Дэвид Хансон, нарушив тишину. – Движение Лазаря уже получает огромные дивиденды благодаря публичной мученической смерти огромного количества своих последователей. По всему миру сотни тысяч добровольцев вносят свои имена в регистрационные карточки, которые автоматически пересылаются по электронной почте. А миллионы делают электронные пожертвования на его объявленные в Интернете банковские счета.

Руководитель ЦРУ смотрел прямо на Кастилью.

– Я понимаю ваше нежелание принимать меры против Движения Лазаря без доказательства его террористических действий, мистер президент. Я знаю, что такое политики. И я искренне надеюсь, что расследование ФБР в Теллеровском институте даст вам те доказательства, которых вы требуете. Но я обязан предупредить вас о том, что задержка может иметь ужасные последствия для безопасности нации. С каждым днем Движение будет набирать все новые и новые силы. И с каждым днем наша способность противостоять ему будет так же неуклонно уменьшаться.

Человек по имени Лазарь сидел один в маленьком, но изящно обставленном кабинете. Плотно закрытые жалюзи на окнах не пропускали внутрь ни единого отблеска света из оставшегося снаружи большого мира. На экране компьютерного монитора, стоявшего перед ним, мерцали кадры, снятые на месте трагедии около Теллеровского института.

Он кивнул своим мыслям, чувствуя холодное удовлетворение от увиденного. Планы, которые он так скрупулезно и терпеливо готовил на протяжении нескольких последних лет, начали осуществляться. В очень значительной части работа была трудной, болезненной и крайне рискованной – взять хотя бы выборочное устранение прежнего руководства Движения. Но здесь ему отлично послужили Горации, обладавшие необыкновенной физической силой, наилучшим образом обученные искусству убийства и беспредельно жестокие.

На мгновение по его лицу промелькнула тень горя. Он искренне сожалел о необходимости устранить так много мужчин и женщин, которыми он некогда восхищался, людей, чьей единственной ошибкой было нежелание понять, что для того, чтобы достичь целей, о которых они вместе мечтали, следовало прибегнуть к более решительным мерам. Но Лазарь тут же пожал плечами. Побоку личные сожаления; события убедительно доказывали правильность именно его видения. За последние двенадцать месяцев под его единоличным руководством Движение достигло гораздо больших успехов, чем за все предшествующие годы, когда его возглавляли эти жалкие конформисты. Восстановление чистоты мира требовало смелых, решительных действий, а не тоскливого краснобайства и безвольных политических протестов, на которые все равно никто не обращал внимания.

Но ведь из самого названия Движения следовало, что оно предполагает создавать новую жизнь из смерти.[6]

Его компьютер мягко прозвенел, сообщая о поступлении еще одного шифрованного сообщения, пересланного ему прямо из Центра. Лазарь прочел его в тишине. Смерть Прима представляла собой немалое неудобство, и все же потеря одного из трех Горациев с лихвой уравновешивалась эффектом от нападения на Теллеровский институт и последовавшей массовой смертью его собственных приверженцев. Одураченные дезинформацией, которую он скормил им и которая подтверждала их собственные худшие опасения, чиновники из американских ЦРУ, ФБР и других разведывательных служб сами себя загнали в тупик благодаря этому акту массового убийства. То, что этим жалким глупцам должно было казаться ужасной ошибкой, было на самом деле предопределено с самого начала. Они были виновны, и он использует их вину против них же в своих собственных целях.

Лазарь холодно улыбнулся. Одним-единственным смертельным ударом он сделал для Соединенных Штатов и для любого другого западного правительства фактически невозможным любое решительное выступление против Движения. Он использовал их собственную силу против них – точно так, как это делает настоящий мастер джиу-джитсу. Хотя его враги этого еще не понимали, но именно он держал в руках рычаги, приводящие в действие самые большие силы.

Теперь любая акция, которую они могут предпринять против Движения, только усилит его позиции, одновременно ослабляя их способность противостоять ему.

Пришло время нацелить клыки некогда лояльных союзников на глотки друг друга. Мир и так уже с подозрением относится к военной и научной мощи Америки и к мотивам тех или иных поступков Вашингтона. Если умело подталкивать средства массовой информации в нужном направлении, мир скоро решит, что Америка, единственная сверхдержава, начала играть с краеугольными камнями творения, создавая новое сверхминиатюрное нанооружие и преследуя при этом свои собственные жестокие и эгоистичные цели. Земной шар начнет делиться на две части – тех, кто примкнул к Лазарю, и тех, кто этого не сделал. И правительства, на которые будут оказывать давление свои собственные народы, начнут одно за другим поворачиваться против Соединенных Штатов.

Итогом явятся беспорядок, хаос и всеобщий кризис, которые он сумеет как следует использовать. Благодаря хаосу он получит время, чтобы довести до завершения свой великий проект – проект, который навсегда преобразует Землю.

Ночь быстро опускалась на высокогорные пустыни, окружавшие Санта-Фе. На северо-западе сверкали темно-красным огнем самые высокие пики гор Хемес, подсвеченные последними лучами заходящего солнца. Более низкие места на востоке уже погрузились в сгущающуюся темноту. Лишь немного южнее города, на руинах разрушенного Теллеровского института, языки огня все еще продолжали свою страшную пляску, вспыхивая то оранжевым, то красным, то желтым, в зависимости от того, какая пища попадалась ему в данный момент – то ли сломанная мебель, то ли опорные балки, то ли разлитые химикалии, то ли искореженное взрывами оборудование, то ли тела людей, засыпанных в здании. Отвратительный резкий запах гари тяжело висел в прохладном вечернем воздухе.

Рядом с развалинами находилось несколько пожарных машин с бригадами, но они оставались за пределами зоны, огороженной местной полицией и национальной гвардией. Уже не оставалось никакой реальной надежды на то, что в горящем здании удастся обнаружить кого-нибудь из выживших, и поэтому никто не хотел подвергать новых людей опасности поражения той страшной наномашиной, которая расправилась с таким множеством активистов Движения Лазаря.

Джон Смит оцепенело стоял около внешнего края кордона, наблюдая, как огонь снова стал разгораться, едва лишь его перестали заливать. Его худое лицо казалось изможденным, а плечи были устало ссутулены. Как это бывает со многими солдатами, он часто испытывал приступы меланхолии после активной операции. На сей раз все было хуже, чем когда-либо раньше. Он не привык к поражениям. Хотя они с Фрэнком Диасом, судя по всему, убили или ранили половину террористов, напавших на Теллеровский институт, бомбы, установленные этими преступниками, все равно взорвались. К тому же Смит не мог забыть ужасного зрелища того, как тысячи людей прямо на глазах превращались в лужицы слизи и кучки костей.