Амандина снизошла до того, чтобы взглянуть на меня. Смотрела она долго, не мигая. Приоткрыла рот. Кажется, она собралась что-то сказать.

– Вовсе нет.

– Что – нет?

– Мы должны продолжать, чтобы все эти смерти не оказались напрасными. Танатонавты знают, чем рискуют. Они знают, что их смерть повышает шансы тех, кто идет следом.

– Но это как в покере – блеф за блефом в надежде отыграться! – воскликнул я. – А еще это верный способ проиграть все до нитки. Пятнадцать жертв! Не научный проект, а бойня!

– Мы первопроходцы, пионеры, – ответила Амандина ледяным тоном.

– Знаете, есть поговорка: «Кто такой настоящий пионер? Это тот, кто валяется в прерии со стрелой в спине».

Амандина раздраженно возразила:

– Вы думаете, мне наплевать на то, что они умирают? Все наши танатонавты были замечательными, храбрыми людьми!..

Голос ее дрожал, но она впервые произнесла два предложения подряд. Я продолжал ее провоцировать:

– Это не смелость, это тяга к самоубийству.

– Тяга к самоубийству? По-вашему, Христофор Колумб, отправившийся на край света в скорлупке, был законченным самоубийцей? А Юрий Гагарин в железной бочке на орбите? Он тоже самоубийца? Без таких людей мир не узнал бы прогресса!

Вот, опять! Галилей, Колумб, а теперь еще и Гагарин. Сколько прекрасных примеров, чтобы оправдать массовые убийства!

Амандина горячилась и упорно обращалась ко мне на «вы».

– Я думаю, что вы ничего не понимаете, доктор Пэнсон. Вас не удивило, что у нас столько добровольцев? Заключенным известно о наших неудачах, так почему же они идут к нам? Я вам скажу почему: потому что на нашем танатодроме отверженные становятся героями!

– Почему же другие заключенные проклинают нас?

– Это парадокс. Они желают нам смерти за гибель своих друзей, но сами готовы к смерти. Когда-нибудь у одного из них все получится. Я уверена.

В Амандине меня восхищало буквально все. Ее холодность, молчание, загадочность, а сейчас и неожиданная горячность…

Эта блондинка в черном, сидящая в моей машине, была как яркое, сводящее меня с ума пламя. Возможно, близость смерти заставила меня острее почувствовать жажду жизни. Впервые я оказался один на один с Амандиной – волнующей, чувственной. Я решил пойти ва-банк. Такого случая больше не представится. Машину подбросило на ухабе, моя рука соскользнула с переключателя скоростей и совершенно случайно оказалась на ее колене. Кожа Амандины была нежна, как шелк.

Она оттолкнула мою руку, словно это была какая-то гадость.

– Сожалею, Мишель, но, честное слово, вы совершенно не в моем вкусе.

Какой же, интересно, у нее вкус?

В четверг, 25 августа, министр науки тайно посетил танатодром Флери-Мерожи. Бенуа Меркассьер хотел лично присутствовать при «запуске». На лице министра читалась озабоченность – не заставляют ли его участвовать в самом безумном эксперименте столетия. И если это действительно так, успеет ли он хоть как-то замести следы, прежде чем ему придется предстать перед судом?

Меркассьер пожал мне руку, невнятно поздоровался и принялся ободрять танатонавтов. Он осторожно поинтересовался, сколько у нас было неудач, и подскочил на месте, когда Рауль шепнул ему цифру.

Потом министр подошел ко мне и отвел в самый дальний угол:

– Может быть, ваши «ракетоносители» слишком токсичны?

– Нет. Сначала я тоже так думал. Но дело не в этом.

– А в чем же?

– Понимаете, у меня такое впечатление, что, когда человек оказывается в коме, у него появляется… Как бы это сказать… Появляется выбор: уйти или вернуться. И до сих пор все решали уйти.

Меркассьер наморщил лоб.

– В таком случае можете ли вы их вернуть силой? Например, более мощными электроразрядами? Когда нужно было спасать президента, мы ни перед чем не остановились. Вставили электроды прямо в сердце!

Я задумался. Мы говорили с ним как два уважающих друг друга ученых. Я обдумал свои слова.

– Не все так просто. Это проблема хронометрии. Мы должны точно знать, когда человек ушел достаточно далеко, но еще не поздно его вернуть. Люсиндеру повезло, его, должно быть, вытащили в последнюю секунду. Чистая случайность.

Министр пытался выглядеть компетентным даже в той области, где ничего не понимал.

– Возможно. Тогда попробуйте изменить напряжение, уменьшить количество наркотика, снизить дозу хлорида калия. Может быть, все-таки оживлять их пораньше?

Мы все это уже перепробовали, но я кивал, словно он только что открыл мне великую тайну. В то же время я не хотел вводить его в заблуждение и добавил:

– Они должны сами захотеть вернуться, пока у них есть такая возможность. Я много думал об этом. Мы понятия не имеем, почему они выбирают смерть. Что им сулят на том свете? Узнать бы, что за морковка манит их, и тогда мы могли бы предложить им что-нибудь получше!

– Ваши танатонавты напоминают мне мореплавателей XVI столетия, которые предпочли остаться на райских островах Тихого океана среди прекрасных женщин и ароматных фруктов, вместо того чтобы пуститься в полное опасностей плавание обратно на родину, в Европу!

Действительно, то, что происходило у нас, во многом напоминало историю мятежа на корабле «Баунти». Наши танатонавты были такими же невольниками, как и моряки той эпохи, и так же отчаянно стремились обрести свободу в новых землях.

– Как удержать их от желания умереть? – задумчиво спросил Меркассьер. – Что заставляет людей бороться со смертью, что помогает больным победить болезнь?

– Стремление к счастью, – вздохнул я.

– Да, но что делает их счастливыми? Как повлиять на ваших людей, когда они встают перед выбором: уйти или вернуться? Ведь у них самые разные причины поступать так или иначе!

Когда я работал в больнице, то заметил, что, если пациент неожиданно выздоравливал, дело, как правило, было в том, что он очень этого хотел. Использовал для этого всю свою силу воли. Некоторые люди просто отказываются умирать. В статье о результатах исследования, проведенного среди китайцев, живущих в Лос-Анджелесе, я прочитал, что показатель смертности падал практически до нуля в день, когда они праздновали свой Новый год. Старики и умирающие словно давали себе установку, что должны дожить до праздника и порадоваться. На следующий день число смертей возвращалось на обычный уровень.

Возможности человеческой психики безграничны. Я сам развлекался тем, что приучал себя просыпаться в восемь утра без будильника. И у меня получалось. Я знал, что в закоулках моего мозга скопилось огромное количество информации и нужно только научиться открывать «ящички» в голове, чтобы получить к ней доступ. Наверное, есть много исследователей, увлеченно работающих над проблемой самопрограммирования нервной системы.