Петербуржцы, надо сказать, относились к этим рекомендациям вполне серьезно. Известно, что из рациона роты дворцовых гренадеров стерляди, трюфели, мороженое были на время холеры исключены напрочь. Запасались и непременными набрюшниками. А Осип Антонович Пржецлавский, эту холерную эпидемию тоже заставший в столице, был уверен, что именно несоблюдение предписаний стало причиной смерти некоторых его знакомых: «Не говоря о простом народе, которого обыкновенная пища и питье располагают к холере и даже причиняют ее, во всех известных мне смертных случаях с лицами других классов болезнь вызвана была ими самими как бы нарочно. Оба лица, умершие из моей прислуги, не внимая предостережениям домашнего доктора, наелись на ночь сырых огурцов.

Граф Г.К. в жаркий день давал у себя обед на открытом балконе. Вместо супа была ботвинья со льдом; выпито было много замороженного шампанского. Хозяин, не довольно еще этим прохлажденный, снял с себя верхнее платье и так немалое время пробыл на подувшем к вечеру ветре. Он умер в ту же ночь. Чиновник польского министерства З., атлет по телосложению, также после сытного обеда, раскрыв все окна, простоял около получаса без верхнего платья на сквозном ветру. Умер на другой день, и т. д., и т. д. Почти никто не умер из тех, которые не позволяли себе никаких излишеств и соблюдали нужные предосторожности».

Опять ботвинья со льдом!

Пржецлавский не был врачом, можно простить ему представление о том, что простуда может стать причиной холеры – но ведь и знаменитый лейб-медик Илья Васильевич Буяльский проявил не большее понимание механизмов холерной эпидемии, когда настойчиво советовал горожанам «прованское или деревянное масло, как предохранительное средство от холеры». Вот его рекомендация: «Каждый день поутру и на ночь вытирать все тело теплым прованским или деревянным маслом; потом слегка обтереть или обсушить тело взгретым полотенцем, а за недостатком деревянного масла можно употребить миндальное, ореховое, горчичное, маковое, подсолнечниковое или даже конопляное».

Понимая, видимо, что совет его может вызвать некоторые вопросы, Илья Васильевич разъяснял читателям «Северной пчелы»: «Всем врачам и каждому образованному известно, что деревянное масло уничтожает силу острых веществ и ядов животных, растительных и минеральных, разлагая оные (desoxydando), обволакивая (obvolvendo), или соединяясь с оными и составляя новые тела. – Врачи давно уже употребляют оное снаружи от укушения змей, пчел, ос и других ядовитых насекомых, втирая оное перед огнем… В прошедшую эпидемию холеры, бывшую в Петербурге в 1831 году, я вытирал себе все тело несколько дней сряду, по утрам, и приказывал вытирать всех моих детей и людей прованским и деревянным маслом; и то же советовал делать многим моим знакомым, и я ни одного не знал, кто бы из употребивших это средство заразился холерою. Правда, этих опытов весьма мало, чтобы доказать пользу сего предохранительного лекарства; однако советую всем, кто только боится холеры, употребить трение теплым прованским маслом, хотя несколько дней сряду, соблюдая притом все предосторожности, предписанные врачами».

Можно не сомневаться: авторитет доктора Буяльского стал залогом того, что тысячи петербуржцев обтирали себя утром и вечером деревянным маслом.

Другим популярнейшим средством от холеры стали тогда сигареты с камфорой, изобретенные известным французским врачом и революционером Франсуа Венсаном Распаем (Raspail). Осип Пржецлавский писал: «Это были трубочки из слоновой кости, начиненные мелкими кусками камфоры. Известно, что доктор Распайль считал камфору почти универсальной панацеей. Быть может, сигаретки эти и в самом деле охраняли от холеры, но положительно то, что от них выкрошилось множество передних зубов».

Не обошлось и без гомеопатии: помещик Зубцовского уезда Р. Т-лер рассказывал позже в «Журнале гомеопатического лечения»: «В холерный 1848 год в доме моем в С.-Петербурге жил хороший мой знакомый, покойный доктор медицины Ф.М. Адам. При появлении эпидемии он посоветовал мне иметь в доме 11 необходимых для лечения холеры гомеопатических средств и дал притом писанную инструкцию, как ими пользоваться. Внимание это не осталось без хороших последствий. Я тогда имел счастье подать помощь 300 и более лицам, а собственное семейство и живущих тогда в доме моем 260 чел. предохранить от страшной болезни, давая всем попеременно Cuprum и Veratrum. Таким образом, удостоверясь тогда фактически в действительности гомеопатических лекарств для лечения и предохранения от холеры, я старался с тех пор более ознакомиться с этой медициной и для этого составил, по указанию некоторых гомеопатов, небольшую библиотеку».

Были и совсем необычные способы борьбы с холерой, один из которых описывает тот же Пржецлавский: «В Новой деревне, в заведении Излера, был хор цыганских певцов. Один из объявленных концертов был отменен, потому что примадонна Таня заболела холерой. На третий день после этого я ехал в город и, встретив старого цыгана Ивана, импресарио хора, спросил его о Тане, которую считали уже умершею. „Слава Богу, Таня здорова и сегодня будет петь в концерте“, – отвечал Иван. „Кто был доктор?“ – „Нам он не нужен, мы сами доктора“. – „Чем же ее вылечили?“ – „Мы ее раздели, всю, с головы до пяток, крепко высекли крапивой, потом уложили в постель, укутали в две шубы и дали выпить два стакана горячего морского пончу“. – „Что такое морской понч?“ – „Это пополам ром с водой и с лимоном. Она заснула крепким сном, из нее во всю ночь лилась река испарины. Наутро вчера она встала здоровая, вчерашний день отдыхала, а сегодня будет петь“.

Не знаю, как описанное героическое лечение покажется специалистам, однако ж известно, что сами они в припадках холеры всячески стараются вызвать реакцию кожи и обильное выделение испарины, а в настоящем случае сухая крапивная ванна и морской понч как нельзя лучше достигали этой двойной цели».

Понч – понятное дело, пунш. Алкоголь вообще был популярным средством борьбы с холерой: перцовка в ту пору расходилась с лету.

Употребляли в ту пору и тильмановские капли – препарат, незадолго до того изобретенный столичным доктором Карлом Андреевичем Тильманом, почетным лейб-окулистом и старшим врачом Петропавловской больницы. Князь Николай Константинович Имеретинский, в 1848-м новоиспеченный офицер российской гвардии, вспоминал, как этот препарат при первых признаках холеры усердно принимала его мачеха. Впрочем, снадобье не помогло, болезнь развивалась неукротимо, и при очередном визите к мачехе князь увидел страшную картину: «Мачеха сидела в горячей ванне. Это был полутруп! Лицо почернело и хотя больная была в полном сознании, но говорить не могла. Вместо слов раздавалось бессильное хрипение. Я напустил на себя беспечный, шутливый тон, ободряя и отвлекая больную от страшной мысли о кончине. Мысленно же я молился за нее и был убежден, что все кончено».

Мачехе князя Имеретинского повезло: благодаря усилиям главного доктора Мариинской больницы Карла Ивановича фон Шперера – по словам князя, «одного из лучших петербургских врачей», – ее удалось спасти.

Столь же тревожные, но в конечном счете позитивные воспоминания остались о той холере у видного геолога, члена-корреспондента петербургской Академии наук Александра Александровича Иностранцева. Холерой тогда заболел его отец, а спасти его помогли два врача – Август Андреевич Зандер и Филипп Яковлевич Карелль, будущий лейб-медик императора Николая I: «Отец наш, отличавшийся своим крепким здоровьем, внезапно заболел и сразу так сильно, что наутро уже встать с постели не мог. Немедленно был привезен наш доктор Зандер, и он определил у отца холеру. Действительно, в 1848 г. в Петрограде холера сильно свирепствовала, и в доме, где мы жили, было несколько от нее смертных случаев. Беготня по квартире денщиков, сменяющих друг друга по растиранию рук и ног отца, сводимых судорогами; ношение в комнату больного различных припарок, лекарств и тому подобное; заплаканная мать, совершенно нас бросившая, – все это произвело на меня сильное впечатление. С другого дня болезни отца к нам ежедневно, а по некоторым дням и два раза в день, стал приезжать и приходить прямо в комнату больного какой-то важный господин. У нас была большая радость, когда этот господин вместе с доктором Зандером объявили матери, что всякая опасность миновала. Позднее я узнал от матери, что важный господин был доктор Карелль».