Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако я жестоко поплатился за свою самоуверенность. Меня вышибло с трассы на обочину. В очень короткие сроки я стал не интересен ни читателю, ни, как следствие, издательству. К концу третьего десятка я превратился в человека без профессии, способной прокормить, без опыта работы, чтобы претендовать на какое-либо место с высоким окладом, без образования. У меня не было накоплений для открытия какого-нибудь собственного дела, да и что я мог открыть? Что я смыслил в бизнесе?
И я упустил время. В самом прямом смысле, без пафосных выкрутасов. Упустил первые, самые важные дни, когда необходимо бросаться на поиски любой работы. Мне кажется, так делают все нормальные люди, внезапно потерявшие заработок. Подбивают в кучу остатки семейного бюджета, рассчитывают его на определенное время, необходимое для того, чтобы устроиться на новое место и успеть получить хотя бы аванс до того, как закончится последняя еда в холодильнике.
Я же полтора месяца еще думал, что я – писатель. Брался за написание новой книги, теперь уже никому не нужной. По ночам, сидя на кухне, я немного оживал, выходил из оцепенения, в котором пребывал все светлое время суток, и прикидывал, как сумею заработать крохи на самиздате. От этой мысли становилось немного легче, но к утру грезы эти рассыпались в прах: на самиздате невозможно ничего заработать. Да и выплаты там растягиваются на месяцы.
Тогда я вновь начал строчить сценарии. Все такие же убогие, для дешевых сериалов. За пару недель я успел набросать концепцию девяти сериалов совершенно разного жанра – от комедии до криминального боевика (последних вышло больше всего, на них спрос выше). Но продать сумел лишь несколько из них: на рынке книг и кино перебор этого дерьма. Именитые производители ширпотреба, занявшие все хлебные места, скупают сценарии за бесценок у никому не известных авторов. Платят им, присваивают работы себе (к слову, все там законно, неизвестные авторы отдают права собственности за хлеб, тем и довольны, литературные рабы) и под своим именем продают кинокомпаниям. Конвейер. В копирайтерах нужды нет, их – как говна за баней – полно. И затесаться в их ряды практически невозможно. По крайней мере, вот так вот, с разбегу, чтобы вечером историю написать, а утром уже была за нее денежка.
На понимание этого ушло две недели.
Я снова схватился за книги, и через несколько дней мысль, которую я отгонял от себя, как вредоносную, взяла наконец верх. Роман – это не в ладоши хлопнуть. Даже если я буду корпеть над ним круглыми сутками, даже если идея в голове выстроена, все продумано и осталось только отстучать по клавишам, все равно это займет месяц, при графике двадцать часов в день, с четырехчасовым перерывом. Да и какое же это должно получиться убожество, когда работаешь на скорость, наперегонки с исчезающим бюджетом – скудным кошельком Линнет, когда глаза слезятся и живот скручивает от сандвичей всухомятку. А главное: можно подумать, мне мгновенно за него заплатят.
Я был писателем десятого эшелона. Таким, как я, не выплачивают гонорар, много чести. Только процент с продаж. Выплаты – раз в полгода. Плюс подготовка книги для печати – тоже примерно столько же. Короче говоря, к тому времени, как я закончу написание книги, как отдам ее редактору (если он ее вообще возьмет), как она разойдется с прилавков – мы сдохнем с голоду.
И я перестал писать. И почти месяц был потрачен впустую. И деньги заканчивались. У нас были кредитные карты, но, разумеется, на них не было ни гроша: ими мы перекрывали другие долги, пополняли, получив заработок, обновляли электронную технику, снова гасили проценты, как только случались новые поступления, в общем, все, как у всех, как у большинства несчастных представителей рода людского. И теперь эти кредитки не были спасением, но – камнем на наших ногах, тянувшим меня и мою семью на дно.
Мы.
Оказались.
В заднице.
Так глубоко, как не оказывались прежде еще ни разу. В ней было неуютно и темно.
Оставалось всего пару лет до того, как я окажусь в этих стенах. Пара лет до уничтожения целой вселенной. Моей вселенной, именуемой «счастливое семейство Блисдейлов».
Боже, я и сейчас не в состоянии отказаться от своих бредовых идей.
Впрочем, какая теперь разница.
* * *
Однажды, проснувшись, я поймал себя на мысли, что прекрасно понимаю тех людей, кто способен совершить ужасное преступление ради крупной наживы.
Как бы это попонятней выразиться. Вот вроде бы и мысль-то простая, банальная мысль, всем очевидная: грабитель грабит, потому что хочет присвоить себе много денег, много и сразу. Это – да, это всем понятно. Но многие ли способны прочувствовать ту необузданную, непокорную силу жажды богатства, какой охвачены люди, решившие ограбить банк?
Никаких банков грабить я не собирался и вообще ничего подобного делать даже не планировал. Я говорю о том, что одержимость большими деньгами стала мне близка и понятна. Я помешался на желании разбогатеть. Парадокс в том, что произошло это со мной именно в тот период жизни, когда я стоял на пороге нищеты. Казалось бы, в такой ситуации нужно думать более приземлённо: где взять халтурку, как погасить ближайший платеж по кредиту и прочее. Но чем меньше оставалось денег на жизнь, чем труднее становилось, тем чаще меня одолевали мысли о богатстве.
Я выбирал продукты по акции, а в голове вертелись двухэтажные дома с новым ремонтом, гаражом на несколько автомобилей, собственным прудом. Дома эти то стояли в тихом пригороде Испании, то превращались в двухуровневые квартиры в центре Манхэттена в Нью-Йорке. Образы были полуабстрактные, невнятные какие-то. Виделась мне веранда с подвешенными к ее балкам креслами на фоне моря, а следом – французские окна, за которыми открывался вид на Эйфелеву башню. Я брал консервированный горошек, а перед глазами стояли прямоугольные кубы из стекла и бетона, дом в стиле хай-тек где-то в живописных лесах Скандинавии.
И я не знал, как остановить это, как перестать видеть себя в центре роскошного жилища.
В нашей крохотной квартире ломается смеситель в ванной. Я беру инструменты, откручиваю его, разглядываю, а вижу другое: кафе, я за столиком, напротив меня – мама. Мы пьем кофе, и я, достав телефон, перевожу ей на счёт крупную сумму: «Сделай ремонт, ма».
Мама смотрит на цифру, и глаза ее лезут на лоб: «Да ты что! Тут на новую квартиру хватит». Я смеюсь: «Ну, хочешь, купи новую».
Смеситель стоит сущую мелочь, но мы почти на мели. Я перематываю его изолентой. «Пока так, дорогая. Через пару деньков заменим на новый». Я прикручиваю