— Он спас твою задницу. Вот как я нашел тебя.

Так вот что было причиной.

— Хорошо, работай своей рукой.

Однако Бутч вздрогнул, когда сияющая рука Ви приблизилась.

— Расслабься, коп. Больно не будет.

— Я видел, как ты спалил дом этой хреновиной.

— Взял на заметку. Но зажигалка не сработает.

Ви навис своей татуированной, сияющей рукой над раной, и Бутч застонал от облегчения. Как будто чистая теплая вода попадала в рану, растекалась по нему, в нем. Очищала его.

Глаза Бутча закатились назад.

— О… Боже… я чувствую себя лучше.

Он расслабился, а потом он парил, свободный от боли, скользя в какое-то сонное состояние. Он позволил расслабиться себе, своему телу.

Бутч почти чувствовал исцеление, словно регенерирующий процесс его тела включил высшую передачу. Проходили секунды, минуты, время текло бесконечно, он чувствовал, будто дни его исцеления, хорошего питания и покоя пролетали туда-сюда, перепрыгивая из разбитого состояния, в котором он находился, к сверхъестественно подаренному здоровью.

Марисса наклонила голову и встала прямо под душ, позволяя воде спускаться по ее телу. Она чувствовала себя ранимой, особенно наблюдая, как Вишес относил Бутча к кровати. Они были так близки, обоюдная связь явственно отражалась в их взгляде и объятии.

Некоторое время спустя она вышла из душа, небрежно вытерла себя полотенцем и высушила волосы. Потянувшись к свежему набору белья, он посмотрела на корсет, и подумала, какого черта она его вообще надевала. Она запихнула его обратно в пакет, не в состоянии чувствовать эту железную хватку вокруг своих ребер.

Она надела персиковое платье на голую грудь, и ощущения показались странными, но она решила, что это от непривычки. По крайней мере, это ненадолго. Хотя, кто знал?

Она свернула бледно-голубое платье от Родригеса и положила в биологически-безопасный мешок вместе с остальным бельем. Потом, собравшись с духом, она открыла дверь в палату.

Бутч растянулся на больничной койке, сорочка была приподнята до груди, а простыни спущены до бедер. Сияющая рука Вишеса покоилась в трех дюймах от почерневшей раны.

В растянувшемся между мужчинами молчании она почувствовала себя лишней. Но идти было некуда.

— Он заснул, — пробормотал Ви.

Она прокашлялась, но не знала, что сказать. После долгой тишины, она, наконец, прошептала:

— Скажи… его семья знает, что случилось?

— Да. Братство все знает.

— Нет, в смысле… его человеческая семья.

— Их это не касается.

— Но разве они не должны быть…

Ви нетерпеливо посмотрел на нее, его бриллиантовые глаза были жесткими и даже недоброжелательными. Непонятно почему, но ей пришло в голову, что он был серьезно вооружен — черные кинжалы скрещивались на груди.

Опять же, жесткое выражение лица было под стать оружию.

— Бутч не нужен своей «семье». — Голос Ви звучал резко, будто объяснение ее абсолютно не касалось, и что он уточнял лишь с целью заткнуть ее. — Так что их это не касается. А сейчас подойди сюда. Ему нужно, чтобы ты была рядом.

Контраст между лицом Брата и его требованием подойти ближе смутил ее. Как и то, что рука была наилучшей помощью.

— Он определенно не нуждается во мне и не хочет видеть меня здесь, — прошептала она. И снова удивилась, зачем он позвонил ей три ночи назад.

— Он беспокоится о тебе. Вот почему хочет, чтобы ты ушла.

Она вспыхнула.

— Ошибаешься, Воин.

— Я никогда не ошибаюсь. — Сверкнув, эти белые глаза с голубой радужкой, посмотрели на ее лицо. Они были настолько холодными, что Марисса отступила назад, но Вишес покачал головой. — Давай, прикоснись к нему. Дай ему почувствовать тебя. Ему необходимо знать, что ты здесь.

Она нахмурилась, думая, что Брат сошел с ума. Но все же подошла с другой стороны кровати и погладила волосы Бутча. Мгновенье. Когда только она коснулось его, он повернул к ней голову.

— Видишь? — Вишес опять уставился на рану. — Он жаждет тебя.

Как бы я хотела этого, подумала Марисса.

— Правда?

Она застыла.

— Пожалуйста, не читай мои мысли. Это грубо.

— Я не читал. Ты сказала это вслух.

Рука застыла на голове Бутча.

— О, прости.

Они утихли, сосредоточившись на Бутче. Но потом Вишес жестко спросил:

— Почему ты оттолкнула его, Марисса? Когда он осенью пришел проведать тебя, почему ты его прогнала?

Она нахмурилась.

— Он никогда не приходил ко мне.

— Нет, приходил.

— Прошу прощения?

— Ты слышала, что я сказал.

Когда их глаза встретились, ей пришло в голову, что, Вишес мог пугать ее до чертиков, но лжецом он не был.

— Когда? Когда он приходил ко мне?

— Он выждал пару недель после ранения Рофа. А потом поехал к тебе домой. Когда он вернулся, сказал, что ты даже не спустилась к нему. Черт, это было жестоко, женщина. Ты знала, что он к тебе чувствовал, но прогнала его, используя слугу. Как мило.

— Нет… я никогда этого не делала… он не приходил, он… мне никто не сообщил…

— О, пожалуйста.

— Не смей говорить со мной таким тоном, Воин.

Глаза Вишеса взметнулись к ней, но Марисса была слишком зла, чтобы беспокоиться о том, кем или чем он являлся.

— В конце прошлого лета я слегла в постель с гриппом, благодаря Рофу и работе в клинике. Когда я не услышала ничего от Бутча, то решила, что он передумал насчет нас. А у меня… недостаточно опыта с мужчинами, и потребовалось время, чтобы набраться смелости и приблизиться к нему. Когда я встретилась с ним три месяца назад, в этой клинике, он ясно дал понять, что не хочет меня видеть. Так что сделай мне одолжение и не вини меня в том, чего я не делала.

Последовала длинная тишина, и потом Вишес чертовски удивил ее.

Он и в правду улыбнулся ей.

— Хм, и кто бы мог подумать.

Взволнованная, она посмотрела на Бутча и снова начала гладить его волосы.

— Клянусь тебе, если бы я знала, что это был он, я бы вытащила себя из кровати чтобы лично подойти к двери.

Вишес прошептал низким голосом:

— Хорошо, женщина. Это… хорошо.

В последовавшей тишине она подумала о событиях прошлого лета. Ее выздоровление было связано не только с гриппом. Ее ошеломило покушение брата на жизнь Рофа, сам факт, что Хэйверс, всегда спокойный, уравновешенный врач, зашел так далеко, что выдал местоположение Короля лессерам. Конечно, Хэйверс сделал это чтобы отомстить за нее, за то, что с ней порвали ради королевы, но это не оправдывало его действий.