наши враги оказались более многочисленны и сильны, далеко не ограничиваясь одним Лео. На самом деле, у левантийцев, похоже, совсем не было союзников, и у меня заныло сердце от мысли о том, что мы надеялись здесь построить. Путь к мечте стал намного длиннее и извилистей, а конечная цель – гораздо менее желанной. Зачем оставаться здесь, если болезнь может прийти вместе с нами? Зачем оставаться, если нам настолько не рады, что даже союзники стремятся нас уничтожить?

В дверь резко постучали, и я повернулась к Нуру, прежде чем она успела подняться.

– Почему снаружи нет охраны?

– Потому что его величество в своей безграничной мудрости решил, что это будет выглядеть так, будто императрица не доверяет его людям или своим.

– Ну, у него-то охрана есть.

– В самом деле. – Раздался второй, более настойчивый стук, и Нуру встала. Не успела она открыть дверь, как в комнату влетел светлейший Бахайн, быстро обвел ее глазами и остановил взгляд на своем наследнике.

Он начал гневную тираду, замаскированную под чопорное приветствие, обращаясь сначала к лорду Эдо, затем к Сичи. Отчаянно желая узнать, что он говорит, я не сводила глаз с Нуру, пока она не придвинулась ближе.

– Он начал с жалоб, что повсюду искал своего сына, но не думал найти его сплетничающим с женщинами, что позволило перейти к вопросу, где же кисианские служанки Сичи и попрекнуть ее тем, что она предпочитает левантийцев. Она сказала, что левантийцы – тоже ее народ, потому я ее и люблю.

Услышав, что его слова переводятся, светлейший Бахайн взял себя в руки и прекратил отчитывать Сичи и Эдо, словно непослушных детей.

– Но я пришел не ссориться, – тихо перевела Нуру, когда он продолжил гораздо спокойнее. – Ходят слухи, что Мико Ц'ай взяла под командование армию южан, которую вел бастард Кина. Мои источники не уверены, жив ли он сам, но в любом случае она не станет ждать зимы, чтобы двинуться в путь. С ней ваш отец.

Я слушала его речь, пытаясь уловить хоть частичку спокойной, вдумчивой манеры его сына, но не находила ее. Несмотря на тонкие черты лица и разукрашенные одеяния, светлейшего Бахайна нельзя было назвать ни красивым, ни даже привлекательным. Ему также не давалась и кисианская сдержанность, все попытки заканчивались вспышками гнева или презрения.

Резкий ответ Сичи заставил его нахмуриться.

– Она сказала, если он надеялся узнать у нее что-то о планах отца, то пусть вспомнит, что командует Мико. – Когда Бахайн огрызнулся на слова императрицы, Нуру понизила голос до слабого шепота. – Он напомнил, что без его помощи она здесь не сидела бы, – Нуру ухмыльнулась, – а она ответила, что без нее и он не оказался бы на своем месте, а теперь, когда она стала императрицей, выше ее по положению только муж. «Если хотите приказывать мне, обратитесь к нему», – вот как она сказала.

Не зря Нуру так нравится императрица Сичи. Даже лорд Эдо с трудом скрывал улыбку. Правда, продлилось это недолго. Отец вскоре увел его, и не успела за Бахайнами закрыться дверь, как Сичи вскочила и зашагала по комнате, гневно шипя что-то Нуру. Мне не требовался перевод, чтобы понять смысл.

Мне хотелось выйти на воздух, и я снова натянула маску и покинула их. Во дворе приятно моросил дождь, но я не могла не заметить, какой эффект произвело мое появление на других левантийцев. Одни скользили по мне взглядом, будто не замечая, другие показывали пальцем и перешептывались, пока меня не нагнала Ануке. Раньше, когда она была одним из моих Клинков, это ничего бы не значило, но Лео все изменил.

– Капитан, – сказала она с ноткой возмущения в голосе, – что происходит? С чего вдруг все это?

Она обвела жестом мой наряд, ее презрение едва не разрушило мою решимость. Я могла бы сказать, что меня вынудили, что все это – часть плана Лео, но говорить правду только ради своей гордости опасно. Поэтому, хотя каждое слово резало горло ножом, я ответила:

– Все так, как выглядит. Я мост между народами, левантийская защитница Единственного истинного Бога.

– Но ведь мы хотели объединиться с кисианцами, а не с чилтейцами? Почему бы не выбрать какого-нибудь кисианского бога вместо доминуса Виллиуса?

Пока мы шли мимо главной конюшни, гордость за ее проницательность смешивалась с раздражением. Слонявшиеся вокруг левантийцы наблюдали за нами, будто за игрой в хойю, ожидая исхода. Внутри стоял Итагай. Я могла бы войти, оседлать его и скакать, скакать, пока не окажусь так далеко, что все это станет забытым кошмаром. Но вместо этого продолжила идти.

– Уверена, мы построим множество мостов и с кисианцами.

Ответ Ануке прервали испуганные крики из конюшни. Все бросились к дверям, сердца колотились от страха за лошадей, которых мы все так любили.

Выкрикивая вопросы, мы втиснулись в полумрак конюшни, наполненной запахом свежей соломы, лампового масла и лошадей. И тяжелым грохотом копыт, бьющих по полу и стенам.

– Что случилось?

– Чья лошадь?

– Позовите конюха!

Я едва успела заметить суматоху возле стойла Итагая, как шум прекратился, остались только голоса и стук моего сердца. С трудом дыша, я сорвала маску и протиснулась сквозь толпу. Ноги будто стали чужими, просто онемевшие куски плоти, прикрепленные к ядру из страха.

Сначала я увидела голову. Неподвижную. Мертвую. Большие глаза остекленели, из носа тянулась струйка пены. На одно жуткое мгновение я решила, что это мой Итагай, пока не увидела темную прядь. Мотеп, конь Катефы э'Яровена, стоявший в стойле рядом с моим. Катефа уже был здесь, прижимался головой к спине своего коня, безжизненно лежавшего в куче соломы, смешанной с пеной.

Стойло Итагая оставалось закрытым. Незнакомый левантиец просунул руку, чтобы успокоить коня. С другой стороны еще одна лошадь лежала мертвой, а Инжит оплакивала потерю.

Я должна была остаться и сама успокаивать Итагая. Быть со своим народом. Но осознание того, что это не случайность, ударило меня камнем, и к горлу поднялась паника. Я протолкнулась сквозь переговаривающуюся толпу зевак, отчаянно нуждаясь в воздухе. В свободном пространстве. В том, где на меня не смотрели бы обвиняющие глаза.

Две лошади погибли, и, что бы ни говорила Лашак, это моя вина.

7

Кассандра

Дом Знахаря торчал на вершине холма, как взъерошенный дрозд, присматривающий за своим гнездом. Я ненавидела все, относившееся ко времени моего пребывания там, надеялась никогда не вернуться, но судьба зла, и я снова здесь.

С тех пор как мы оставили этот дом, лучше он не стал. Сад еще сильнее зарос, подъездная дорожка покрылась новыми выбоинами, на крыше недоставало черепицы, но капитан Энеас не сбавлял темп. Императрица Хана в новом костюме из плоти казалась настолько мрачной, насколько способно мертвое тело. То есть, как оказалось, чрезвычайно мрачной.

– Я каждый раз покидаю этот дом с