— Ну конечно, — защищаясь, ответила она. — В Англии модны длинные платья как для завтрака, так и для ужина.

— Правда? Как видите, я очень старомоден.

Виктория могла сказать, что его одежда не очень-то старомодна. Напротив, он выглядел прекрасно, но это потому, что при таком росте и фигуре элегантно на нем выглядело почти все. Но она воздержалась от замечаний по этому поводу. Вместо этого спросила:

— Собственно, я хотела задать вам вопрос об одежде Софи, герр барон.

Глаза барона не выдали никаких чувств.

— Да?

— Да. — Виктория запнулась, подбирая нужные слова. — Ее одежда не очень… ну… привлекательна, не так ли?

— Для Софи вяжет Мария. Она превосходная вязальщица.

Виктория вздохнула:

— Но неужели одежда должна быть такой серой… практичной? Девочке нужны яркие цвета, чтобы компенсировать болезненный цвет кожи! Нечто стильное!

— Софи пожаловалась? — отчужденно спросил барон.

— Нет, конечно. Софи никогда не пожалуется мне! Для нее я все еще враг номер один!

Губы барона слегка скривились.

— Значит, это ваша идея. Видимо, еще одна попытка завоевать ее доверие?

— Что-то в этом роде. — Виктория понурилась. — Да какая разница, по выражению вашего лица я вижу, что не произвела нужного впечатления.

Глаза барона потемнели.

— В такой форме в Англии обращаются к нанимателю? — ледяным тоном осведомился он.

Виктория опустила голову.

— Не знаю, — раздраженно ответила она. — Никогда никого не нанимала!

— Вы невежливы, фройляйн! — Ноздри барона раздулись, и Виктория вспомнила рассказ о принце и крестьянке. Да, барон фон Райхштейн временами вспоминал о своем достоинстве, и это был один из таких моментов.

Со вздохом она сказала:

— Я не собиралась. Просто ваше отношение обескураживает!

Лицо барона приняло грозный вид.

— Обескураживает? Каким образом, фройляйн?

Виктория чувствовала, будто все глубже и глубже погружается в ледяную воду.

— Ну, — неуклюже начала она, — не все проблемы Софи можно разрешить в классе…

— Но только эти проблемы вас не касаются, фройляйн, — отрубил он.

Виктория раздраженно уставилась на него.

— Почему вы то спокойны и благожелательны, то положительно бьете в лицо? — воскликнула она. — Я не пытаюсь влезть в ваши личные дела! Я просто хочу помочь Софи всеми доступными мне средствами.

Барон впал в абсолютную ярость. Она видела это по ледяному блеску глаз и яснее обозначившимся глубоким складкам вокруг напряженного рта. Он одним глотком опустошил второй стакан виски и с отчетливым стуком поставил его на стол. Затем выпрямился.

— Лучшей помощью Софи и вам, фройляйн, будет ограничение учебой! — выпалил он. — Я не позволю девчонке, которая не пробыла в Райхштейне и недели, диктовать мне условия!

Виктория сжала губы.

— Не собиралась ничего диктовать, — смиренно возразила она. — Просто, если я верю в свои методы, вы тоже должны в них верить!

— Что же это означает, фройляйн? — холодно осведомился барон.

— Вероятно, мне нечего ожидать от вас понимания, — отрезала она, потеряв терпение. Нервно сцепив руки, она взволнованно пересекла комнату, волосы шелковыми волнами били по щекам. — Думаю, лучше все-таки мне есть на кухне.

Для такого крупного мужчины барон двигался очень быстро и оказался у двери раньше Виктории. Он закрыл собой дверной проем, скрестив руки на груди.

— Нет, фройляйн, — сказал он, глядя на нее с бесстрастным пониманием. — Несмотря на вашу юную дерзость, вы меня заинтриговали, и, кроме того, не зря же вы надели платье, верно?

Щеки Виктории вспыхнули.

— Вы насмехаетесь, герр барон, — заявила она напряженно-сердитым тоном. — Пожалуйста, отойдите от двери. Я хочу выйти.

Барон помедлил, затем с легким пожатием плеч отошел в сторону. Но тут раздался стук, и Виктория поспешно отвернулась к камину. Хозяин шагнул открыть дверь. Плечи Виктории слегка дрожали, и она не желала, чтобы Мария стала свидетелем ее состояния.

Вошла Мария с большим подносом и поставила его на стол.

— Кофе подам позже, герр барон, — сказала она, с плохо скрытым любопытством скосив взгляд в сторону Виктории. — Возможно, сервировкой займется фройляйн.

Барон тепло улыбнулся ей.

— Мы справимся. Спасибо, Мария, — мягко ответил он, и Виктория с трудом поверила, что перед ней тот самый человек, который только что словесно отхлестал ее.

Пожилая служанка удалилась, и барон плотно закрыл за ней дверь.

— Итак, фройляйн, — иронически заметил он, — похоже, у вас нет выбора. Если только вы не хотите разгневать Марию переносом своего ужина на кухню.

Виктория опустила голову.

— Я не голодна, герр барон, — твердо ответила она.

Барон подошел к столу и проверил содержимое подноса.

— Перестаньте, фройляйн, — шутливо проворчал он, — Мария приготовила прекрасные блюда. Чудный мясной суп и австрийская достопримечательность — венский шницель. Вы пробовали венский шницель?

Виктория бросила на него отчаянный взгляд.

— Как я понимаю, наши разногласия забыты? — отважно спросила она.

Барон слегка нахмурился.

— Ешьте, — коротко ответил он. — Потом поговорим.

Несмотря на упрямство, Виктория не могла не наслаждаться едой. За венским шницелем — тонкими ломтиками телятины, обвалянными в яйце и сухарях и обжаренными до хруста — последовали десертные блинчики с медом и орехами. Все было очень вкусно и сытно, и Виктория подумала, что нужно следить за собой, чтобы не набрать вес. У ее хозяина таких опасений, видимо, не возникало, и барон ел от души. Но лишнего веса у него не было, несомненно, благодаря энергичной жизни, которую он вел.

Мария принесла кофе как раз тогда, когда отяжелевшая Виктория поудобнее устраивалась в кресле. Мария бросила на девушку оценивающий взгляд и собрала грязные тарелки.

— Принести еще что-нибудь, герр барон? — вежливо спросила она.

Барон отрицательно покачал головой, вставая, чтобы закрыть за ней двери.

— Нет, danke, — проговорил он. — Необыкновенно вкусно. Нигде в Австрии нет шницеля вкуснее.

Мария покраснела от удовольствия, и Виктория понадеялась, что радость от комплиментов барона рассеет очевидную неприязнь, с которой она обслуживала гувернантку.

Когда экономка удалилась, барон вернулся к столу, около которого теперь стояла Виктория, и сказал:

— Вас что-то беспокоит, фройляйн?