Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И потом ты увидел, как Эгир вытаскивает Тора из воды?
Сердце Ханны отчаянно забилось, она чувствовала, что напала на золотую жилу в своем расследовании. Свидетель! Все же не совсем бездомный кивнул, пристально глядя в темноту – быть может, в направлении того места, где разворачивались драматические события прошлой ночи. Насколько полными и четкими можно считать воспоминания алкоголика? Как бы их у него выманить? Ханна полезла во внутренний карман и, выудив из него пачку сигарет, протянула ее оборванцу. Рука с нестрижеными ногтями сгребла торчащую из пачки сигарету.
– Спасибо.
– Не за что. Собственно говоря, как тебя зовут?
– Гисли.
Ханна дала ему прикурить и представилась:
– Ханна.
Оба синхронно затянулись. Окутывающий их плотный мрак поглощал табачный дым.
– Ты видел, как он полез за ним в воду? Я имею в виду Эгира.
– Нет. Я только видел, как он пытается вытащить тело на берег, и поспешил к нему, чтобы помочь. Я не знал, что там происходит, и только когда он уже лежал на земле, до меня дошло, что он мертв. Но к тому времени он точно умер, это было видно.
– А что произошло потом?
Ханна изо всех сил старалась не подчеркивать свой интерес. В темноте она скорее угадала, чем увидела, как Гисли пожал плечами.
– Я позвонил Виктору с телефона Эгира. Сам он был не в состоянии.
Гисли умолк. Похоже, он только сейчас всерьез задумался о ситуации и пытается ее проанализировать.
– Его как будто парализовало. Вероятно, это был шок.
Ханна кивнула. Очень похоже. Таким она Эгира и видела на церемонии прощания. Погруженный в транс скорбящий отец.
– Он что-нибудь говорил?
– Нет. Сейчас, когда я думаю об этом, мне кажется, он был каким-то странно тихим. Не произнес ни слова, не плакал – вообще ничего.
– А сколько времени прошло до прибытия Виктора?
– Я не уверен… Странно, но в тот момент время как-то сместилось или даже вовсе исчезло. Может, минут десять, а может, и все сорок пять. Не знаю.
– Ты тоже отправился с ними? Виктор тебя допросил?
Последовала пауза.
– Нет. Я помог погрузить тело Тора в машину Эгира, а потом видел, как они уехали.
Ханна сделала последнюю затяжку, щелчком отбросила окурок в темноту, увидела, как огонек, описав дугу, упал и погас. Она поежилась и посмотрела вверх. Каждый вечер здешнее небо ее удивляло. Тьма опиралась на тонкую оранжевую полоску. Ей пришла в голову еще одна мысль.
– А почему ты вернулся?
Высосав из своей сигареты последние остатки табачного дыма, Гисли затушил тлеющий огонек между большим и указательным пальцем и тяжело вздохнул.
– Заначка.
– Заначка?
Гисли махнул рукой и зашагал куда-то в темноту. Ханна сочла его жест приглашением следовать за ним.
Под весом Гисли дощатый пол хижины отчаянно скрипел. Сам он заполз внутрь наполовину и возился где-то там, в глубине, позади какого-то массивного предмета – Ханна предположила, что это был матрас. Она кинула взгляд в сторону моря, оно было так близко, что сюда долетал его запах. Порывшись в хижине еще немного, Гисли высунул голову наружу.
Чтобы разглядеть его в темноте, Ханна прищурилась.
– Пропала!
– Что пропало?
– Моя бутылка! У меня была целая бутылка водки!
Полное разочарование. Так вот что это было – бутылка водки!
– Парень, который живет у самого глетчера, гонит. Совсем даже недурно получается. У меня была целая бутылка.
Оборванец Гисли снова принялся копаться у себя в хижине. Ханна раздраженно отвернулась. Она, понимаете ли, почти вышла на раскрытие преступления, а он тут возится, пытаясь отыскать бутылку самогона. Она зашагала прочь, позади слышно было ворчание Гисли. Надо было все-таки с ним как-то попрощаться. Сама она устала, и промокла и, честно говоря, вовсе не отказалась бы сейчас глотнуть чего-нибудь такого. Даже будь это самогон. У Ханны из головы никак не шел рассказ Гисли. Почему Виктор ничего не сказал о нем? Почему не допросил? Налицо плохая работа полиции. Некомпетентность – вот то качество, которое Ханна сильнее всего ненавидела в других. Его и невежество. Или это одно и то же?
Почти у самой дороги надо было обойти небольшую канаву. Ханна, не желая больше попадать в объятия сырой травы, достала мобильник с фонариком. В синевато-белом конусе света она осторожно двигалась вперед, ставя ноги одну практически впритык к другой, как вдруг замерла как вкопанная. Луч света кое-что высветил. Не может быть? Ханна наклонилась. Она почувствовала прилив какой-то странной, едва ли не извращенной радости. Она не смогла удержаться и улыбнулась сама себе. Сняв с шеи платок, она аккуратно завернула в него пустую разбитую водочную бутылку. Вполне определенно, на донышке ее видны были следы крови.
– Виктора нет.
Маргрет лишь немного приоткрыла дверь. Она смотрела на Ханну, и та не могла понять, чего больше в этом взгляде – раздражения или любопытства. Ханну прямо-таки распирало от желания показать завернутую в платок бутылку или – кто знает? – быть может, завернутое в платок орудие убийства.
– Можно мне войти и подождать его?
– Я не знаю, когда он вернется.
Ханна рассматривала Маргрет. Тон последней был гораздо менее категоричен, чем сказанные ею слова. В доме у нее за спиной царила тишина – по всей видимости, дети уже спали. Ханна даже не представляла себе, в котором часу детей такого возраста укладывают в постель.
– Мне кажется, я нашла орудие убийства.
Ханна выставила вперед руку со своей находкой. Маргрет с заметным недоверием покосилась на скрываемый платком предмет.
– Тора что же, платочком убили?
О’кей, вероятно, сарказм и можно отнести к достоинствам, коль скоро ты замужем за полицейским. Ханна немного приоткрыла платок и продемонстрировала донышко разбитой бутылки. Взгляд женщины-вулкана скользнул по бутылке и начал подниматься выше – по руке Ханны, ее плечу, пока глаза обеих женщин не встретились. Что это, ей не показалось? Похоже, в глазах Маргрет мелькнуло нечто похожее на одобрение. Она потянула дверь на себя, впуская гостью в дом. Ханна с облегчением шагнула в прихожую.
Осторожно пристроив бутылку на журнальном столике, Ханна утомленно откинулась на спинку коричневого кожаного дивана. Виктор выбирал? Едва ли женщина.
– Мягкий, правда? Уродливый, конечно, зато практичный – любую грязь можно стереть тряпкой. Большое преимущество, когда в доме есть дети.
Маргрет принесла два бокала красного вина и протянула один из них Ханне, которая взяла его с таким видом, будто внутри было золото. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы с жадностью не опустошить бокал единым махом. Поглаживая рукой мягкую коричневую кожу дивана, Ханна принялась разглядывать устроившуюся в другом углу супругу инспектора, которая также пригубила свое вино. Со стороны они выглядели как две пропащие души в слишком большой для них спасательной лодке. Маргрет извлекла из стоявшей на столе маленькой коробочки пачку сигарет, предложила Ханне, дала ей прикурить и закурила сама. После чего зажгла две гигантских размеров стеариновые свечи. Ханна, мешая во рту вино с табачным дымом, блаженно прикрыла глаза. Когда она их открыла, выяснилось, что Маргрет внимательно ее изучает, как будто никак не может понять, кого же она впустила к себе в дом.