— Декстер, мне кажется, отличный муж. Не так ли?

Разговоры с Джулией частенько становились гораздо более личными, чем хотелось бы Кейт. Джулия не скрывала свою потребность в беседах на интимные темы, она практически вымаливала у Кейт подробности ее жизни. И несмотря на ее кажущуюся уверенность в себе, она была ужасно неуверенной и ненадежной. Она была несчастлива в любви, сомневалась в личных отношениях, испытывала дискомфорт в интимных делах. Всю свою жизнь она была одинока, совсем как Кейт, пока случайно не встретила Билла. Но она по-прежнему вела себя и действовала, опираясь на те же принципы одиночки, по-прежнему беспокоилась, что ее благополучие в любой момент могут отнять и она не сумеет этому помешать.

Кейт не знала, как ответить на вопрос Джулии; она и себе-то не смогла бы на него ответить. Ее отношения с Декстером улучшились сразу после переезда — Декстер был теперь необычно внимателен, и они стали ближе друг к другу. Перемена положительно сказалась на них обоих, позитивно повлияв на брак. Но не на Кейт как на личность.

Однако потом Декстер начал все чаще уезжать и отсутствовать, отправляясь бог знает куда. У нее едва хватало терпения выслушивать его путевые впечатления. И он становился все более скрытным, отстраненным и отсутствующим, даже когда был дома.

Кейт не могла решить, нарушить ли ей данное себе обещание ни в чем не подозревать мужа. И если она поддастся искушению и позволит себе быть мнительной, то в чем его подозревать? В обмане? В изменах? В том, что у него психологический кризис? Или работа не ладится, а он ничего не рассказывает? Может, он злится на нее за что-то?

Она никак не могла определить, в чем кроется проблема и существует ли она вообще. И хотя чувствовала смутное желание поговорить с ним об этом, еще больше стремилась сохранить свои заботы и волнения в тайне. Ей всегда было удобно и комфортно при наличии чего-то невысказанного; секреты давно стали частью ее жизни.

Кейт посмотрела Джулии прямо в глаза, так сказать, сквозь вновь образовавшийся дверной проем, ведущий на более высокий уровень в их отношениях, и решила не переступать этот порог. Так она поступала всю свою жизнь.

— Да, — сказала она. — Он отличный муж.

Потихоньку Кейт приспособилась к новому распорядку дня, к новой рутине.

По вторникам и четвергам, забрав детей из школы, она занималась домашними заданиями по французскому, потом отправлялась на занятия. Ее преподавательница, поразительно молодая и добродушная женщина французско-сомалийского происхождения, очень радовалась быстрым успехам Кейт и ее произношению, прямо как у настоящей француженки. Французский давался Кейт без особых трудов, она ведь столько лет пользовалась испанским, освоив множество диалектов — от кубинского до никарагуанского, от северно-мексиканского до восточно-мексиканского.

Два-три раза в неделю Кейт посещала спортзал. Она приняла рекомендацию Эмбер Мандельбаум — та вечно занимается гимнастикой, но так и не обретает настоящей спортивной формы — и записалась в некое странное заведение, в котором всегда предлагали сандвичи с ветчиной и капуччино, но никогда не выдавали полотенца и не вводили утренние занятия фитнесом. Двери этого клуба вообще раньше девяти утра не открывались.

Кейт много ездила по округе в поисках разных нужных вещей. Полчаса — и она уже в огромном магазине игрушек, расположенном в торговом центре в районе Фютц (произносится «фюц»). Она пыталась отыскать одну вещь — фигурку Робина, напарника Бэтмена. Ничего удивительного, кому нужен этот Робин, когда в наличии всегда имеется Бэтмен? Бену, вот кому.

Потом она отправилась в Мец, это в сорока минутах езды, в поисках подходящего погружного блендера.

Она ездила по основным магистралям Люксембурга — шоссе д’Арлон, шоссе де Тионвилль, шоссе де Лонгви, — заходя в различные торговые центры и моллы, поглощала а-ля фуршет всегда горячие, исходящие паром готовые блюда в индийских ресторанчиках — не слишком острая «тикка масала», промасленные лепешки и все такое прочее.

Она подолгу сидела за компьютером, изучая возможные поездки по уик-эндам — отели и достопримечательности, шоссе и авиамаршруты, рестораны и зоопарки.

Машину она мыла в разных местах. На одной мойке застряла на полчаса. Заботливый служащий в спортивном костюме подбегал к ней с утешениями каждые несколько минут. И даже сказал, что она может вызвать полицию.

Она подстриглась. В Люксембурге было полным-полно женщин со скверными прическами, и она рисковала стать жертвой неумелого парикмахера, поскольку не могла толком объяснить, что не желает никаких укладок, челок и «перышек», на которых специализировались эти куаферы.

Она купила занавески на окна, коврики и паласы, а также шкафчик для ванной.

Она установила в ванной еще одну вешалку для полотенец. Для этого потребовалось приобрести электрическую дрель. Потом понадобилось еще раз заехать в тот же хозяйственный магазин, чтобы купить сверла, которые не прилагались к дрели. Затем вернуться туда вновь за специальными сверлами для бетона с алмазными наконечниками — лишь они способны были пробить то, что таилось под штукатуркой, покрывающей стены. Каждая такая поездка заняла час времени.

Она встречалась с другими женщинами — за кофе, за ленчем. В основном с Джулией, но иногда с Эмбер, Клэр или еще с кем-то; ее все интересовали. Голландки и шведки, немки и канадки. Она стала своим собственным послом.

А также своим собственным бебиситтером. Валялась на полу с мальчишками, собирала конструкции из «Лего» или из деревянных кубиков, без конца передвигала картонные детали пазлов. Читала детям вслух книгу за книгой, книгу за книгой.

Иногда она встречалась с собственным мужем в городе, и они вместе перекусывали. Но такое бывало нечасто. Рабочий день у Декстера был длинный — ежедневно и почти каждый вечер.

Она с нетерпением ждала их встреч по вечерам с выходом в город — по большей части раз в неделю, но эти встречи часто отменялись из-за занятости или командировки. В Вашингтоне на это никогда не обращалось особого внимания; это было дело свободного выбора. Но теперь стало крайне необходимым, давая ей возможность поделиться своими заботами, заботами домашней хозяйки, а также получить свою порцию сочувствия и утешений.

Многое теперь потеряло для нее былую ценность. Она бродила по квартире, поднимала с пола игрушки и одежду, что-то убирала, заполняла какие-то бумаги. Мыла мальчикам головы, протирала подмышки и следила за соблюдением всех правил высокого и тонкого искусства верно подтирать задницу, чистить зубы, а также писать прямо в унитаз, а не просто в том направлении.

Она ходила по магазинам, запасалась продуктами, таскала тяжеленные сумки. Готовила завтраки и упаковывала ребятам их ленч-боксы, потом варила обед и мыла посуду. Вытирала пыль, пылесосила, чистила. Разбирала грязное белье, стирала, сушила, складывала, рассовывала по шкафам и ящикам, развешивала по вешалкам и крючкам.

И когда заканчивала со всеми этими домашними делами, следовало все начинать сначала.