– Никаких комментариев! – решительно заявил он, и принялся протискиваться через суетливую толпу репортеров. Те наседали, орали, точно крачки, но майор Белкин упорно пробирался к замершему у обочины сине-белому милицейскому автомобилю. Вслед за ним вели Татьяну.

Бойцы оцепления отталкивали журналистов прикладами, за прозрачными забралами виднелись сердитые лица. Задержанная прихрамывала на левую ногу, а губу закусила, точно от сильной боли. На штанине темнели пятна, подозрительно похожие на кровь.

Майор открыл дверь, протиснулся на переднее сиденье. На заднее грубо запихнули Татьяну. За тонированными стеклами не было видно, что происходит внутри, но Владимир был уверен – с обеих сторон от нее посадили по охраннику.

Автомобиль резко сорвался с места, словно ракета. Взвыли сирены на машинах сопровождения, и кортеж быстро удалился в сторону центра города. На экране тут же появился диктор. Он что-то говорил, но Владимир не слушал.

Из последних сил он добрел до стола и сел, обхватив голову руками.

В груди тупой занозой засела боль. Сердце стучало глухо и отчаянно.

* * *

Немилосердно болели ушибленные во время падения локти, ныли колени. Виктор старался не обращать на телесные муки внимания, но при каждом резком движении они давали о себе знать. И все же это было терпимо.

Гораздо хуже были страдания душевные. Шестеро погибших и более десятка раненых – такие потери не спишешь. Хоть и задержали опасную террористку, но какой ценой…

Неприятный разговор с полковником уже состоялся. Майор уяснил, что его не отдадут под суд, что даже выговора не будет. Но на душе скребли кошки, и все вспоминался врач, хлюпающий разрубленным горлом…

Подчиненные сновали мимо тихие, словно мыши. Начальство старались не задевать, но на лицах торжество – как же, такой шаг на пути следствия! Это вам не над бумажками сидеть по ночам…

«Туда бы их, на задержание» – подумал Виктор лениво, и тут хлопнула дверь.

– Товарищ майор, задержанная доставлена, – сказал кто-то таким гулким басом, словно говорил из бочки.

Виктор поднял голову. Вот она, стоит у двери. Невысокая плотная женщина. Совсем молодая, с чистыми голубыми глазами. Беспощадная и умелая убийца, террористка.

По сторонам от нее – двое конвойных могучего сложения.

– Можете идти, – сказал Виктор. – Я вас вызову, когда понадобитесь.

Один из конвойных, лейтенант, с темными вьющимися волосами, сказал басовито:

– Может, нам остаться, товарищ майор. А то мало ли что.

– Идите, – отрезал Виктор. – Или вы думаете, что я не смогу отбиться от раненой женщины, которая, к тому же, в наручниках?

Конвойные, отдав честь, удалились, а он повернулся к задержанной и сказал:

– Садитесь.

Двигалась она легко, словно и не было раны в голени. Остановить беглянку смогли, только нанеся ее. А так – еще немного – и ушла бы.

– Нафанова Татьяна Евгеньевна? – спросил он.

– Да, – кивнула она. В голосе террористки не было страха. Хотя за одно только сопротивление органам власти, за погибших бойцов «Стальных когтей» ей светила одна мера наказания – высшая.

Он задал еще несколько дежурных вопросов. Она отвечала спокойно, и тогда он спросил про то, что интересовало его на самом деле, хоть и лежало несколько в стороне от интересов следствия:

– Почему вы встретили нас выстрелами?

– А чем я должна встречать врагов? – она усмехнулась, весело и открыто. Словно сидела не в кабинете следователя, а в компании друзей.

– С чего вы взяли, что мы вам враги? – удивился Виктор. Допрос пошел совсем не в том направлении, в каком он планировал, но это не так плохо. Главное – разговорить допрашиваемую, а потом можно задать и важные вопросы.

– Не мне лично, – она вновь улыбнулась, но на этот раз усмешка выглядела волчьим оскалом. – А русскому народу!

– Что же мы ему сделали?

– Вы служите тем, кто уничтожает его, – охотно объяснила она.

– И те молодые ребята, которых вы застрелили сегодня, тоже его уничтожали? – поинтересовался Виктор, ощущая, как глубоко в сердце начинает шевелиться гнев. – Они-то чем виноваты?

– Вы пытаетесь вызвать во мне жалость, – задержанная пожала плечами. – Совершенно напрасно. Я ее потеряла, когда моего младшего брата насмерть забили пьяные азербайджанцы. А суд дал им по три года условно, потому что судьям хорошо заплатили. Так что не надо.

– Ладно, – проговорил Виктор сквозь зубы. – Зайдем с другой стороны. Вы понимаете, что вам грозит за совершенное сегодня предумышленное убийство?

– Понимаю. Смерть.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице, а голос продолжал звучать спокойно.

– Вы не хотите, чтобы вам смягчили приговор?

– Думаю, что это невозможно, – Татьяна иронически приподняла брови. – Сколько там на мне трупов? Пять?

– Неважно, – сказал Виктор мягко, но уверенно. – Если вы согласитесь сотрудничать со следствием и сообщите ему все, что вам известно о взрывах, то высшая мера может быть заменена…

– На пожизненное заключение! – она смеялась долго и со вкусом. А когда закончила, то бросила презрительно:

– Уж лучше получить пулю в затылок, чем гнить сорок лет в камере! Только трусы цепляются за жизнь!

– Значит, вы отказываетесь сотрудничать со следствием?

– Смотря что называть сотрудничеством, – она вновь улыбнулась.

– Ладно, – Виктор подвинул к себе бумаги, извлек из них фотографию, сделанную с видеопленки банка, подвинул к задержанной. – Это вы?

– Да, я, – ответила она, досадливо покачав головой. – Судя по всему, звоню вам, сообщая о том, кто произвел взрыв на Поклонной горе.

– И кто?

– Я и произвела.

– В одиночку? – Виктор позволил изумлению отразиться на лице.

– Да, – Татьяна кивнула. – Российский национальный комитет – миф, придуманный мной для солидности. На самом деле все три взрыва осуществила я.

Виктор задумчиво почесал подбородок. Вроде бы все ясно – врет, выгораживая соучастников. Но доказательств причастности к террористическим актам других людей все равно нет. На заводе была она, звонила – тоже…

– Весьма оригинальная версия, – сказал он после некоторого размышления. – Но вы не находите, что для одного человека организовать столь масштабные акции несколько трудновато. Тут требуется кропотливая длительная подготовка…

– Нет ничего невозможного для человека, – Татьяна проговорила это с чувством. Глаза ее сверкали, – сердце в груди которого бьется для России и русского народа!

– Так и я служу России!

– Нет, – она презрительно скривилась. – Не той фальшивой, подлой стране, которая по недоразумению продолжает носить это имя, а той, которой она должна быть, великой и могучей!