В конце концов он закивал, поднялся, и они вышли. Звякнул замок. Мира снова осталась в тишине и почти полной темноте. Крохи света проникали лишь через щелку внизу двери. Она снова пытаясь унять расшалившееся сердце.

Ей предоставили много времени, чтобы подумать. Раньше перед ней стоял сложный выбор: жить свободной и одинокой или рядом с любимым, но стать рабыней. Она выбрала свободу. А теперь выбора никакого не и было. Ее насильно увезли с родной земли. Отняли все. Мира твердо решила: такая жизнь ей не нужна.

Дверь раскрылась в тридцатый раз. В тридцатый раз ей принесли еду. Но и кое-что еще. Вместе с миской с каким-то очередным варевом перед ней поставили лохань с водой. Клириец жестом показал, будто моет лицо и тело. Мира кивнула. А потом он сделал весьма неожиданную вещь: освободил ее от кандалов и вышел, оставив фонарь и какую-то белую тряпку.

Мира долго растирала запястья, поела, а потом пододвинула фонарь ближе к лохани и с опаской заглянула в воду. На нее смотрела почти незнакомка: черты лица заострились, щеки впали. Порции еды, которую ей приносили, были ровно такие, чтобы она не умерла, но знахарка все время ощущала это тянущее, саднящее чувство голода, хотя от качки ее постоянно мутило.

Возможно, сегодня ее ждет встреча с судьбой. Может быть, удастся исполнить то, что она задумала: бежать или погибнуть, спасаясь. Но она не будет сидеть сложа руки.

Белая тряпочка оказалась чистой рубахой. Мира разделась донага и с наслаждением смыла с себя грязь и пот. Уже несколько дней она ощущала, что воздух вокруг теперь гораздо теплее, в ее темнице даже жарко, хотя первые дни она тряслась от холода, ведь похитили ее в одном платье. Оно, кстати говоря, сейчас представляло собой весьма жалкое зрелище. Мира не нашла в себе силы надеть его обратно и осталась только в чистой рубахе, которая едва прикрывала колени.

За дверью слышались голоса, царило необычное оживление. Очень скоро тот же человек пришел за ней. Увидев Миру вымытой и переодетой, он удовлетворенно кивнул и указал на дверь. Сердце тяжело ухало в груди, Мира дрожала, когда пересекала порог. Она очутилась в узеньком коридорчике на несколько дверей, который, не успев начаться, сразу же заканчивался лестницей. Мира поразилась, как ее умудрились затащить сюда без сознания. Человек что-то произнес на своем и показал, чтобы она двигалась наверх. Пленница пока вела себя очень послушно, стараясь усыпить бдительность провожатого, чтобы при любой удобной возможности сбежать.

Они поднялись на палубу. Яркий свет после двух седмиц темноты ошеломил ее. Она крепко зажмурилась, жадно вдыхая горьковатый морской воздух. Теплый свежий ветер окутал лицо. Постепенно глаза привыкали к свету. Щурясь, она кое-как раскрыла их и ахнула. Огромная ладья, на которой они путешествовали, подплывала к берегу. Мира не могла поверить, что такое бывает по-настоящему: сотни и сотни двух-, трех-, а то и четырехэтажных домов раскинулись на сколько хватало взгляда. Были и другие строения, гораздо выше, похожие на башни. Уже отсюда до нее доносился громкий гул огромного портового города. Они приближались к причалу.

В этот момент Мира поняла, что больше возможности может не выдаться. Она не очень хорошо плавала, но до берега оставалось всего ничего. Улучив момент, когда мужчина, сопровождавший ее, отвернулся, она с разбегу перемахнула через борт судна и сиганула вниз.

Холодная вода на мгновение оглушила ее, заставляя замереть, погрузившись довольно глубоко. А потом северянка начала яростно работать руками и ногами. Мира вынырнула, ничего не соображая, и ее тут же накрыло волной. Соленая вода попала в рот и нос. Женщина снова попыталась вынырнуть из пучины, но ничего не получилось. Паника захлестнула ее. Она гребла руками, судорожно дергала ногами, но не понимала, куда двигается: то ли к поверхности, то ли ко дну.

«Вот и все», — пришла мысль в угасающее сознание.

Кто-то крепко обхватил ее за грудь и вытолкнул на поверхность. Мира судорожно втянула воздух и тут же закашлялась, выплевывая воду. Вокруг кричали люди. Но ее спаситель молча греб к берегу, где ее из его рук приняли другие люди. Миру положили на дощатый пол, через щели она видела, как внизу плещется вода. Она еще долго кашляла и все не могла отдышаться. Вокруг царила суета. Ладья причалила, из нее к Мире спешил ее провожатый. Он что-то кричал, но она ни слова не понимала. А потом увидела тех, кто вытащил ее из воды и замерла. Голова закружилась то ли от испуга, то ли от того, что она наглоталась воды.

Черноволосые и узкоглазые. И тут северянка поняла, что они прибыли в Сидрах — единственный портовый город Монойской империи и по совместительству ее столицу. Но развить мысль не успела. Тот, который сопровождал ее на ладье, наконец добрался до нее и, резко схватив за руку, дернул вверх. Она поднялась, чуть снова не упав. Раздался свист — в тот же миг спину пронзила резкая боль. Мира вскрикнула и согнулась пополам. Тонкая рубаха никак не смягчила удар. Снова свист — еще удар, опять вспышка боли. За время путешествия она ни разу не плакала, но сейчас слезы против воли брызнули из глаз. Он хлестал ее кожаной плетью. Третий, четвертый, пятый раз… Мира упала на четвереньки, попыталась отползти, но мужчины плотным кольцом окружили ее. Она видела только их ноги, боялась поднять голову, чтобы не получить удар по лицу.

— Хватит, хватит, — зарыдала она, не в силах больше терпеть.

Со стороны города послышался окрик. Клириец остановился и что-то ответил. Мира наконец украдкой глянула на него. Тот улыбался. Повесил плеть на пояс и с распростертыми объятиями шел навстречу богато одетому узкоглазому. Тот двигался по узкому деревянному мостику, отделяющему причал от суши. Мужчины обнялись, похлопывая друг друга по спинам.

— Рад приветствовать тебя снова здесь, мой дорогой друг, — сказал узкоглазый на монойском. — Привез свое великолепное масло?

— Да, господин Аджай, и не только. В этот раз был у северян, прихватил меха и кожу, самую качественную!

Клириец тут же заговорил на его языке, даже Мира, едва научившаяся этому наречию, слышала сильный акцент, но смогла разобрать почти каждое слово. Немного отойдя от острой боли, она стояла на коленях. Спина горела и пульсировала, а все остальное тело покрылось мурашками от ветра, пронизывавшего его сквозь мокрую рубаху.

— С удовольствием куплю всего понемногу, покажешь? — моноец в предвкушении потер руки, а потом, словно только сейчас заметил дрожащую Миру, как бы невзначай поинтересовался: — Рабыня твоя?

Торговец со злостью посмотрел на женщину.

— Да, сбежать пыталась. Проучил немного.

— Это дело нужное, — согласно кивнул собеседник. — Продаешь?

— Почему ж нет? Если не боишься, что сбежит.

Моноец расхохотался.

— От меня не сбежит!

Торговец подхватил хохот, другие мужчины, стоявшие рядом, тоже заулыбались.

Миру передернуло. Лучше бы ей дали утонуть, чем вот так.

Узкоглазый подошел к ней и, еще больше сощурив глаза, произнес: