А пока колдун опять обернулся черным туманом и направился к реке, чтобы перебить голод хотя бы лягушками. На берегу он принял человеческий облик и опасливо огляделся – попадаться под тяжелую руку водяного не хотелось. Последний, по природной русской дремучести, мог не оценить гастрономических пристрастий и просто дать по ушам. Дедушка Бульк требовал обязательно съесть все пойманное и не понимал, как можно только выпить кровь, а остальное выбросить. Темнота, одним словом.

Кстати, вот там, на камне, не он сидит? Артур прислушался к завыванию в пустом желудке, но не стал рисковать, развернулся и бегом бросился прочь. Терпение… Еще месяц терпения…

Русалка, сидевшая на берегу, обняв колени, подняла голову при звуке быстро удаляющихся шагов. Нет, это не он. И сегодня не придет, как не приходил вчера. И никогда еще не приходил. Разве что в мечтах.

Над ухом вился надоедливый комар, зудел, кружился, потом решился и сел. Несколько недоуменно потоптался по холодной коже и поплатился за ошибку жизнью – узкая ладонь с длинными пальцами прихлопнула назойливое насекомое. Да так и осталась прижатой к щеке, поддерживать тяжелую от невеселых дум голову.

Пусть сегодня у всех праздник – она не все. Это не для нее со стен города поют разухабистые песни загулявшие лешие. Хотя и стучит, бешено колотится от радости за любимого обычно медленное сердце, пусть. Решение уже принято и благосклонно одобрено старыми богами, пославшими ясный знак. И всего-то нужна самая малость – забыть.

Вот только не хочется и не можется. Да идут они лесом, эти старые боги! Что им за дело? Ей ведь многого не надо – просто ждать, как ждала уже не первый день, не первый месяц, не первый год. А вдруг сегодня произойдет еще одно чудо? Они случаются, эти чудеса, ведь правда? Появится, сядет рядом и улыбнется. И станет теплее холодная русалочья кровь, заалеют девичьи щеки. Если случится чудо.

Упасть милому на грудь, прижаться крепко-крепко, рассказать о том, о чем не смела раньше. Если случится… Когда случится чудо…

Николай покрутил в руках причудливо изогнутый кусок железа, задумчиво оглядел его со всех сторон и с раздражением бросил на верстак. Потом повернулся к Сереге, орудующему здоровенной кочергой в разожженном горне:

– И как ты представляешь себе кремневые револьверы?

– Я? – удивился волхв. – Кто из нас попаданец? Это твоя идея, в конце концов, тебе и воплощать. Княжеское слово твердо!

– Мало ли кто чего ляпнул…

– Не сравнивай.

Коля слегка приуныл. И дернула его нелегкая на праздничном пиру в честь собственного чудесного воскрешения усадить рядом с собой Славельского Патриарха Савву. Да, именно так, потому что после третьего ковша коварной мальвазии Шмелёв сообщил всем присутствующим о явлении откровения и тут же продиктовал указ об отделении от церкви греческой, как не оправдавшей доверия вышестоящего руководства, и учреждении собственной Патриархии. Возражения, что-де такие вопросы решаются исключительно Вселенскими Соборами, были отметены как вздорные. Проблема, дескать, обсуждалась на самом верху и получила полное одобрение.

В знак признательности Савва благословил правителя новообразованного Татино-Славельского княжества на борьбу с врагами Отечества, каковыми объявлялись практически все сопредельные государства. До тех самых пор, пока не докажут дружеские намерения. Список друзей прилагался и был открыт для пополнения.

В ответной речи, которую Коля помнил смутно, было обещано в течение месяца создать чудо-оружие и восстановить историческую справедливость. Под ней подразумевались границы Скифского Царства по состоянию на тысяча семидесятый год до Рождества Христова.

Слово сказано. Не простое – княжеское. И вот теперь вторую неделю приходилось ломать голову над изобретением того самого чудо-оружия. Пушки отметались сразу. Так как самобраный мешок категорически отказывался выдавать порох, а собственное производство упиралось в отсутствие сырья. И если проблему селитры можно еще как-то решить, то с серой… После долгих споров решили остановиться на легком стрелковом оружии и даже сделали несколько опытных образцов. Только стрелять из них все равно было нечем.

Расстроенный Николай набил трубку табаком и потянулся к горну прикурить. Постоянная работа в кузнице и ежедневные тренировки с мечом нарастили такие мозоли, что уголек можно было брать голыми руками.

– Опять надымишь, – недовольно проворчал некурящий волхв и распахнул окно. – Одно хорошо – комаров распугивает.

– Они меня не кусают.

– И меня. Но все равно хорошо.

– Ага, – согласился Шмелёв и выпустил густую струю в сторону открытого окошка. – Вот так бы сидел и сидел. Ни тебе проблем, ни тебе забот. Захотел выпить – выпил, захотел закусить – закусил, захотел бабу…

– И хренушки, – хлопнула дверь и в проеме показалась зеленая зубастая голова. Целиком Годзилка в кузницу не пролезал. – Животные у тебя желания, князь! Растительные какие-то. А как же подвиги, слава?

– Подслушиваешь?

– Я по делу.

– Ладно, не оправдывайся. Чего приперся?

Горыныч не обиделся на грубость – в дурном настроении и сам бывал несдержан.

– По делу, сказал же, – в окошке появилась лапа с зажатым глиняным горшком, большая ручка на боку которого будила смутные воспоминания. – Держите.

Волхв перехватил посудину и брезгливо сморщил нос:

– Фу, как воняет. Ты туда чего, того?..

– Ну, дык, – подтвердил Змей. – Еще на прошлой неделе. Да не кривись, все уже высохло.

– И чего с этим подарком делать? – Николай с опаской заглянул в горшок. Пахло, конечно, неприятно, примерно, как французский сыр из его времени. И по внешнему виду похоже.

– Ну не есть же, – радостно оскалился Годзилка. – Попробуй поджечь.

Серега пожал плечами, поставил емкость на наковальню и оглянулся на Змея.

– Смотри, ежели что, сам будешь мне рубаху отстирывать.

– Э-э-э, погоди, – забеспокоился Горыныч, – так не договаривались.

– Мы вообще ни о чем не договаривались.

– Тихо, не ругайтесь, – вмешался Шмелёв.

– Я и не ругаюсь. Вот только исследование драконьего дерьма в обязанности волхва не входит.

– Ачоа? – удивился Годзилка. – Вы, язычники, всегда были ближе к природе. А чего может быть природнее-то? Давай изучай, прохвессор!

– Да пошел ты! – Серега взял горшок и с размаху бросил на горящие угли. – Будет тут еще…

…– Что это было? – Выбравшийся из зарослей крапивы волхв растерянно крутил головой. – А где наша кузница?

Ответом было молчание да заполошный звон на колокольне Перуна-пророка. Вокруг валялись разбросанные взрывом бревна, а из-под самой большой кучи выглядывал длинный чешуйчатый хвост. Вот завал пошевелился, что-то громко затрещало, и сверху появилась улыбающаяся драконья морда.