– Я помню его фланелевые рубашки, – сказала я.

– Я тебе не верю. Наверное, ты просто сон, кошмарный сон. Я сплю, Зайка?

– Надеюсь, что мы обе спим, – ответила ее подруга.

– Ты не могла исчезнуть на девятнадцать лет, – сказала мама. – И ты, и твой отец.

– Прости.

Я шагнула в сторону, чтобы не плакать перед ней. Воздух в коридоре пропах больничными запахами и дезинфекцией. Где-то в другой комнате кричала женщина, как будто ее сжигают заживо. Мне пришлось напомнить себе, что это фальшивая реальность, что ее обвинения против меня – неправда, это отец нас бросил. Я чувствовала вину за то, чего не делала, ведь я никогда ее не покидала и снова буду рядом, когда вернусь из НеБыТи, как будто не прошло ни секунды. По крайней мере, для нее. Когда я вспоминала отцовскую фотографию на полке, то всегда толковала сомнения в его пользу, подсознательно всегда винила мать в том, что он нас бросил. Это было несправедливо с моей стороны, но я думала о матери в колл-центре, о крахе ее стремлений, о пьянстве, о баре Макгрогана, где она профукивала свою жизнь, и тогда я решала: «Неудивительно, что он ушел». Я злилась на нее из-за того, что отец ушел. Это она его потеряла. Она все теряет и ничего не хранит.

Зайка и моя мать снова устремили все внимание в телевизор, на губах у матери играла рассеянная улыбка, когда она подпевала одному из участников шоу.

– Мама?

– Слишком поздно, слишком поздно, – сказала она.

Она откинулась на подушку и закрыла глаза. Я поцеловала ее в лоб, в липкую кожу с запахом пота. Я заплакала сильнее, эта НеБыТь причиняла мне слишком сильную боль. Я сказала себе, что это всего лишь версия правды, НеБыТь влияет на разум наблюдателя, как черная дыра искажает свет. Я всегда гадала, похожа ли на отца, иногда даже надеялась, что пошла в него, представляла его сложный внутренний мир – по контрасту с мамой, которая всегда была как на ладони. После смерти Кортни я чувствовала себя такой одинокой и нуждалась в матери, хотела, чтобы она показала мне, как переносить эту потерю, но она была отстраненной. Все так же ходила к Макгрогану и возвращалась поздно, пока дочь дрейфовала по течению. Иногда я думала, что отец пытался ее любить, но ее просто никогда не было рядом, она постоянно его отталкивала. Я тоже с обидой грезила, что уйду от нее. Но ведь именно она осталась со мной, когда он ушел. Она осталась, хотя все ее покинули, даже я ее покинула.

В карих глазах Зайки можно было утонуть.

– Мы поддерживаем друг друга, – сказала она. – Когда она проснется, я скажу, что ты была всего лишь сном, призраком.

У стойки администратора я нашла медсестру, щелкающую ногтями по экрану телефона.

– Простите, – сказала я. – Мою мать лечили от рака. Она упоминала инъекции. Аманда Мосс.

Сестра выглядела раздраженной из-за того, что ее оторвали от экрана, и плюхнула на стойку буклет. «Неинвазивное лечение рака. „Фейзал системс“». Я знала эту компанию, она отпочковалась от исследовательской лаборатории ВМФ. В большей части других НеБыТей «Фейзал системс» превратилась в телекоммуникационный и развлекательный конгломерат, создателя Техносферы. Здесь же это была фармацевтическая компания. В других вариантах будущего было чудо Техносферы вместо смартфонов, но здесь умели лечить рак. Доставка лекарств до нужных клеток. Умное лечение, нанотехнологические инъекции.

– Она лечится от рака на средства правительства, – сказала медсестра, – но жить вечно могут только богачи.

* * *

Я поселилась в гостинице «Красная крыша», где принимали наличные. Она располагалась в бизнес-центре, и в комнате рядом с вестибюлем стояли компьютеры и принтер. Я довольно легко подключилась к сети с помощью ключ-карты от комнаты и вошла в Гугл, администратор за стойкой показал мне, куда кликать. Несколько часов я искала Мариан, записывая заметки в гостиничный блокнот. Запрос «Нестор Западная Виргиния» привел на сайт под названием «Орлиное гнездо»[4]. Сувениры Второй мировой войны. Во вкладке «магазин» оказались нацистские предметы вроде флагов и старого оружия. Я поежилась при взгляде на свастики, гадая, тот ли это человек, которого я знала, или я нашла другого Филипа Нестора. На сайте оказалось мало информации, но во вкладке «события» имелся список предстоящих выставок, включая оружейную ярмарку в Монровилле через несколько недель. Я могу найти его там.

Запрос по Николь Оньонго, женщине с фотографий Мерсалта, дал скудные результаты. Я просмотрела pdf-файлы департамента шерифа, где значился срок в окружной тюрьме, связанный с наркотиками. Еще больше причин не светить значком, засыпая ее вопросами о былом убийстве. В файле Ньоку упоминалось, что она обычно ходит в бар «Мэйриз-инн». Я сразу подумала про свою мать – если ее не было дома, значит, она в баре Макгрогана. Название «Мэйриз-инн» казалось смутно знакомым, я проверила адрес и тут же поняла, что бар находится всего в десяти минутах езды от «Красной крыши» в сторону центра города, по Саут-мэйн. Была уже почти полночь, но бар почти наверняка открыт, так что я вытащила ключ из компьютера и поехала. «Мэйриз-инн» был зажат среди по большей части заброшенных магазинов рядом с домом Дэвида Брэдфорда, каменным зданием 1700-х годов, откуда началось восстание из-за виски[5]. Никаких окон, лишь изумрудно-зеленая дверь под козырьком. «Курение разрешено. Крылышки по средам». Я припарковалась на пустой улице.

Внутри «Мэйриз-инн» заливал неоновый свет, мерцающий над стойкой бара телевизор был едва различим в дыму. В узком пространстве раздавался стук бильярдных шаров из соседнего зала, а из музыкального автомата звучали «Лед Зеппелин». В баре было почти пусто, но она сидела там и разговаривала с барменом, в ее руках дымилась сигарета. Николь Оньонго выглядела старше, чем на фотографии, и оказалась выше, чем я представляла, но ее движения были такими же гибкими, как дымок сигареты. Она заметила, что я на нее пялюсь. Ее глаза были потрясающими, цвета тикового дерева, но взгляд замкнутый, словно она уже сомневалась во всем, что я когда-либо скажу.

– Что вам предложить? – спросил бармен.

– Я просто кое-кого ищу, – ответила я.

Ее допрашивало ФБР, ее допрашивал Нестор. СУ ВМФ, возможно, тоже с ней разговаривало, вероятно, даже О'Коннор. И если в то время, сразу после убийства Мерсалта, она замкнулась в себе, то теперь может заговорить. Она была близка с Мерсалтом, ее воспоминания о нем представляют для меня интерес.

* * *

Рядом с «Мэйриз-инн» стояло потрепанное здание с табличкой на двери «Сдаются комнаты». Оказавшись в «Красной крыше», я набрала номер владельца. Был почти час ночи, и я собиралась оставить ему сообщение на автоответчике, но отозвался мужской голос с восточноевропейским акцентом, таким густым, что я с трудом разобрала слова.