Бургасу же, похоже, было все равно: немного отойдя от столетнего анабиоза и вызванного удивительными событиями шока, первый помощник вернулся в свое привычное неунывающее состояние, особенно когда узнал от Алекса, что у них есть выход в местную Всемирную сеть. Как он сам определил собственную ближайшую перспективу: «Глядишь, с какой-нибудь симпотной туземочкой сконнектимся, а там – и наверху встретимся. Не Террой единой, в конце концов… И на Земле люди живут». Со всем тщанием следящий за психоэмоциональным состоянием экипажа искин, конечно же, не стал ему сообщать, что вовсе не собирается постоянно поддерживать канал доступа в Интернет. По крайней мере, со всех бортовых терминалов. Правда, несколькими днями спустя старпом заметно приуныл, впрочем, никак не объясняя причин своего состояния…

– Ну, что, мужики. – Ощутив, что молчание затягивается, Олгмар улыбнулся как можно более открыто. – Давайте прощаться? За вас я особо не беспокоюсь, Алекс вас в обиду не даст. Ну и вы его не обижайте. Правда, Ал?

– Безусловно, – достаточно сухо сообщил искин.

Мысленно тяжело вздохнув, капитан продолжил:

– Присаживаться на дорожку не станем, сами знаете, при подобной силе тяжести в этой скорлупе особенно не поскачешь, так что… Надеюсь, все получится, и скоро встретимся уже наверху. Да и связь у нас будет. Ну, помогите, что ли, шлемы надеть?

Каприс первым отлепился от переборки и двинулся к Олину, стоявшему ближе всего. Молча загерметизировал шлем, привычно проверил сигнальную панель, дождавшись зеленого огонька, легонько хлопнул по макушке ладонью. Протиснувшийся мимо него к самому шлюзу Бургас проделал аналогичную операцию со скафандром Алексина. Судмех тем временем успел нахлобучить шлем на капитанский пустотник. Не опуская забрала, Олгмар тихонько сказал:

– Эй, десант, смотри веселей. Будет и для тебя наверху работка, точно говорю! Еще и сожалеть станешь об этом внеплановом отпуске.

– Да ладно, кэп, чего уж там. Я ж все понимаю, не дурак. Обидно просто. Сиди тут в четырех стенах… – Шумно вздохнув, он отошел от капитана. Олгмар опустил забрало и зачем-то посмотрел на старпома. Бургас прощально отсалютовал рукой и отвернулся, однако капитан успел заметить в его взгляде нечто странное. Вот только что? Пренебрежение? Злость? Нечто иное?

Капитан сморгнул – да нет, наверное, показалось! – и в ответ махнул товарищам рукой. Повинуясь команде бортового компьютера, внутренняя дверь убралась в переборку, и три неуклюжие горбатые фигуры, с трудом переступив через высокий комингс, тяжело протопали в тускло освещенный и все еще сырой после прошлого выхода наружу шлюз с залитой водой палубой. Впрочем, ни сырости, ни затхлого, отдающего водорослями запаха они, конечно же, не чувствовали: загерметизированные скафандры уже находились во власти систем жизнеобеспечения. Каприс с Бургасом с трудом внесли следом не особенно большой герметичный контейнер с удобными ручками по бокам, в котором покоилось все самое ценное: навигаторы, электронные планшеты, запасная одежда, аптечки и прочее немудреное имущество людей, собирающихся, ни много ни мало, изменить судьбу целой планеты, почти что точной копии их родного мира, благословенной Терры. Хотя справедливости ради стоило опять же заметить, что единственным именно терранцем на борту «четыреста пятого» был первый помощник Бургас. Остальные же родились за многие десятки и сотни световых от легендарной планеты-праматери.

Но все это уже не имело ни малейшего значения.

Одновременно заработали насосы, откачивающие воздух и подающие внутрь забортную воду. Иначе никак: стандартная процедура выхода в открытый космос тут, по понятным причинам, не подходила. Над головой – тысячеметровый столб воды, готовой ворваться в шлюз и попросту расплющить все внутри. Вот и приходилось уравнивать давление.

Прежде чем чуть зеленоватая в свете налобного фонаря вода залила шлем, Олгмар неожиданно подумал, что никогда не мечтал стать водолазом.

А вот поди ж ты, пришлось…

Россия, Иркутская область пос. Дабат,

недалекое будущее

Генерал-майор Александр Юрьевич Кулькин плюнул на червяка, прошептал традиционное «ловись рыбка, большая и маленькая» и отправил наживку в ленивые волны не слишком полноводной по летнему времени речушки, которой десятка через два километров предстояло слиться с могучей Ангарой. По приглаженной легким ветерком поверхности побежали расширяющиеся, постепенно исчезающие круги. «Словно ударная волна при ядерном взрыве», – подумалось непонятно к чему. Оглянувшись на берег, где среди тайги, практически сливаясь с нею, стояла старенькая брезентовая палатка и верное «ведро с болтами» – или, ежели официально, автомобиль «УАЗ», – генерал вздохнул. Волнует что-то, «колышет душу», как кто-то из верных некогда сослуживцев говаривал. Возраст? Э-эх… Возраст еще не помеха, а вот ни жизни, ни работы, такая незадача. Чистая отставка. Хоть он ее, по сути-то, и не принимал, отставку ту. Как матюгался Сашка Ершов в декабре девяносто первого, после памятного совещания у Бакатина:

– Ты что, идиот?! Промолчать не мог, правдорубец ты наш искренний?! Рекорд службы, аж целых четыре месяца в генералах, млин!

Поморщившись от нахлынувших воспоминаний, генерал посмотрел на неподвижный поплавок (да какая тут, если честно, рыба?) и неожиданно явственно почувствовал резкий «общепитовский» запах той самой кафешки в аэропорту «Домодедово». Шаткий столик с видавшей виды тарелкой, на коей покоились три бутерброда с загнувшимся от тоски сыром, два стакана из-под кофейного напитка, бутылка минералки для маскировки – и все. Стыдно вспоминать, но водку они разливали под столом из портфеля. Два закоренелых гэбэшника, полковник и генерал, пусть и бывший, а водку прячут, словно идущие со смены работяги с ближайшего завода.

А Сашка все не унимался, хоть и шепотом:

– Как был диверсантом, так и остался. Убивец, б…, терминатор. Мы было обрадовались, хоть, конечно, и удивились, что ты первым лампасы надел, через звание прыгнув, а тут – нате вам! Толстой нашелся, «не могу молчать»! Как это ты вообще в начальство прорвался?

– Дураком был, вот и влип, – хмуро отрезал генерал, залпом отправляя в рот остатки теплой водки.

– А так, чтобы конкретней? – нахмурился Ершов. – Нам знать надо. Знать. А то восемь лет тебя не видели. Как в Афгане тебя тот хрен из «бура» подстрелил, так, считай, почти и не видели…

– Кому это нам? – Водка на обиду смесь опасная, и он чувствовал, что голова начинает хмелеть, а язык все больше и больше становится самостоятельным.

– Это потом. Рассказывай, только не кричи!

– Слушаюсь, тарищ полковник. В общем, так: восемнадцатого августа я остался самым старшим по званию в областном управлении. Порычал на военных, поскольку сильно им хотелось на танках по городу покататься, настропалил милицию, чтоб, соответственно, бдили. В общем, не допустил героизма «защитничков», м-мать их. В итоге болели все, и выздоровление случилось только двадцать первого. Вот так я через звание и прыгнул, еще и медальку в довесок прикрутили. Видать, за своего с перепугу приняли, борцы с тяжким наследием кровавого гебистского режима, м-мать их демократическую за ногу да об бревно…