Но вдруг руки Лары соскользнули с лица Евы. А потом рухнула и их хозяйка. Ева в темноте с трудом рассмотрела новое действующее лицо. На сцене, вернее на арене, появилась долгожданная Фани. Нагнувшись ниже, Фани пыталась рассмотреть лежавшее на земле тело.

– Фани, миленькая, это Ева. Я кричала. Развяжи меня, пожалуйста. – Девушка протянула связанные руки к Фани. Лара, к счастью, пока не шевелилась.

– Бедняжки мои, сейчас я вам помогу, сейчас, – приговаривала Фани, наконец взявшись за узлы, которыми были завязаны веревки на руках и ногах Евы. Узлы были не самые умелые, но вымокшая ткань затрудняла операцию по освобождению. Фани кидалась то к рукам Евы, то к ногам, связанным у щиколоток. Наконец Ева почувствовала, что ноги обрели свободу действий, и сама, попытавшись подняться, начала рвать зубами неподдающиеся веревки на запястьях.

– Фани, а что с Ларой? – Ева кивнула в сторону раскинувшегося у ног тела. – Чем это ты ее так?

– Скалкой, – ответила Фани, сама удивленная таким нетрадиционным применением знакомого предмета. – Ой, надо посмотреть, насколько я серьезно ее ушибла.

«Пусть пока полежит». Не злорадная от природы Ева все же чувствовала некоторое утомление от всеобщей агрессии, щедро изливавшейся на нее в течение последнего времени.

– Лара, девочка моя, очнись, – трепала по щекам племянницу отважная тетушка. – Нет, не просыпается. Надо ее в дом. Вы обе промокли насквозь, так и простудиться недолго.

«Это была бы катастрофа, – подумала Ева. – Особенно на фоне всего остального, что с нами приключилось». Но смеяться уже не было сил, а ведь, пожалуй, еще тащить эту дылду в дом придется. «Как только она одна справилась со мной!» – удивлялась Ева, пока здоровой рукой кое-как помогала Фани нести Лару. Но под конец силы уже изменяли обеим, и последние метры они бедную Лару просто перекатывали по траве.

С огромным трудом добравшись до кухни, встретившей их блаженным теплом и мягким светом огня в очаге, Ева и Фани рухнули на кресла, вытянув ноги и бессильно свесив руки к полу. Лара тихо лежала у самого порога на собравшемся под ней гармошкой половичке.

– Ну и дела, – отдышавшись, только и сказала Фани.

– Да уж, – задумчиво подтвердила Ева, а потом с надеждой спросила: – Как ты думаешь, может, ее связать?

– Глупости! – Фани уже меняла испачканный фартук, искала сухие полотенца и ставила чайник.

«Чудесно! – подумала Ева. – Выпить чаю после несостоявшегося покушения на убийство и состоявшегося предотвращения преступления. То что надо».

– Я принесу сухую одежду, она ведь в комоде? – Ева заставила себя подняться с кресла и захромала в свою спальню.

Придя в комнату, она не заметила особых изменений, с тех пор как мирно здесь заснула вчерашним вечером. На прикроватной тумбочке стояла чашка с чаем, не допитым Евой вчера. Разостланная постель без признаков борьбы («Ясное дело, кто будет бороться?» – поправила она себя), ее собственная одежда, аккуратно сложенная на стуле у кровати.

«А ведь, пожалуй, сложно было меня снимать с такой верхотуры, – прикидывала Ева. – Непонятно, почему я не проснулась, пока меня связывали и тащили, как бесчувственную колоду. Это ей повезло, конечно, что окна здесь в виде дверей и открываются на веранду. Никому и в голову не приходило до сих пор запирать на замки все эти окна и двери. Вот и опыт следовательской работы у меня появился, – усмехнулась Ева. – Расследование собственного похищения собственной кузиной. Что за жизнь! – горестно восклицала то и дело про себя. – Все же надо было ее связать. Фани там совсем одна, может с ней и не справиться.

А с другой стороны, ну что мы, с ножом на Лару будем кидаться? Одно дело – стукнуть ее по затылку, другое – вести боевые действия лицом к лицу. Нет, решительно невозможно. Будем надеяться, что это был острый приступ буйного помешательства, который себя уже исчерпал», – так думала Ева, роясь в комоде в поисках сухой одежды сначала для себя, а потом и для Лары.

Немного пришедшая в себя Ева шагала по коридорам, держа в руках стопку белья и керосиновую лампу, захваченную на кухне. Подходя к самым дверям комнаты, где она оставила хлопочущую Фани и молчаливую Лару, Ева, прежде чем толкнуть дверь, на всякий случай прислушалась. Вроде бы тихо.

Лара все еще не пришла в себя. Стараниями Фани, выказавшей большую силу, вдобавок к уже доказанной храбрости и сообразительности, она была водружена на одно из кресел. Грязная и мокрая ночная рубашка лежала у ее ног, как и Фани, которая в этот момент надевала шерстяные носки на посиневшие от холода ступни Лары.

Ева, положив рядом стопку одежды, подключилась к процессу одевания Лары, неуклюже орудуя больной рукой. «Гипс придется снять немного раньше назначенного врачами срока», – подумалось Еве. Рука побаливала, но не так, как Ева могла ожидать. Шок.

Наконец утомленные Фани и Ева сели пить чай, поочередно вздыхая и настороженно посматривая в сторону вольготно расположившейся в своем кресле Лары.

– Хм, – прочистила горла Ева, приступая к разговору, который обе они оттягивали, – она что же, не в санатории, значит, была?

– Сначала была. Да только все плакала, домой просилась. Врачи не возражали, и мы решили, что дома, под присмотром, ей наверняка станет лучше. И стало, стало! Она уже почти как прежде начала выходить из своей комнаты. А у меня на кухне и вовсе была прежней. Ты же помнишь, что она как хвостик бегала за мной, все по хозяйству помогала… А уж лучшей помощницы, чем она, представить нельзя. Как в своей аптеке, порядок наводила в кухне, – Фани махнула в сторону буфетов с травами и приправами, – и кофе для бабушек лучше Лары никто не делал, – вздохнула она.

Ева бы разрыдалась, не будь это та самая Лара, которая хотела ее утопить. Еще камушек подбирала, потяжелее!

– Замечательно. Только непонятно, чего она так на меня накинулась?

– Ерунда какая-то, – развела руками Фани, удрученная как никогда, и отпила из своей расписной чашки тончайшего фарфора. – Все уже наладилось. Ларочка была только тише, чем раньше. Людей боялась, даже родных, – Ева недоверчиво вскинула бровь. – Все в комнате своей сидела. Писала что-то.

– Угу. Никого больше не пыталась казнить через утопление?

– Казнить? – непонимающе обернулась от созерцания Лары расстроенная Фани

– Ясно. Она хотела утопить меня не просто так. Она считает, что я виновата в смерти Лени.

Фани, вздрогнув, в ужасе перевела взгляд с Евы на безучастную ко всему Лару как будто та могла подтвердить или опровергнуть столь чудовищное предположение.

«Так, – подумала Ева, – похоже, никто не в курсе вердикта Лары по этому поводу. Но как ей вообще могла прийти в голову такая мысль? И с чего она вдруг сама решила привести приговор в исполнение? Как-то подозрительно часто в последнее время на меня покушаются».