скрывался Маршалл Сео, был выбран удачно – насколько могла видеть Джульетта, вокруг не было темных углов и закоулков, где мог притаиться тот, кто следил за ней. Однако она все равно осматривалась с опаской.

– Просто будь осторожен, – сказала она, опустив штору. – Если тебя кто-то увидит…

– Никто меня не увидит, – ответил Маршалл. Его голос опять зазвучал уверенно. – Я обещаю тебе, дорогая.

Джульетта кивнула, но она почувствовала стеснение в груди, хотя и попыталась улыбнуться. В последние месяцы она ожидала, что Маршалл начнет испытывать к ней неприязнь. Она обещала ему, что сумеет что-то придумать, но Тайлер по-прежнему дышал ей в затылок, и она не могла найти действенного способа обойти его. Однако до сих пор она не услышала от Маршалла ни единой жалобы. Он продолжал вести себя спокойно, хотя его наверняка грызло сознание того, что ему приходится здесь торчать.

Ей хотелось, чтобы он наорал на нее. Разозлился. Сказал ей, что она ни на что не годится, потому что, похоже, так оно и было.

Но он всякий раз встречал ее приветливо, как будто скучал по ней.

Джульетта отвернулась, быстро моргая.

– Прошел слух, что сегодня ночью коммунисты устроят на улицах беспорядки, – сказала она, подавив подступившие слезы. – Так что не выходи.

– Понятно.

– Береги себя.

– А когда было иначе?

Джульетта взяла свою опустевшую корзинку, сердито посмотрев не него, но ее злость на Маршалла всегда была притворной. Он ухмыльнулся и картинно послал ей воздушный поцелуй. Закрыв за собой дверь, она услышала, как он задвигает засовы.

Ей надо перестать испытывать такую нежность к Белым цветам. Это ее погубит.

* * *

Господин Монтеков отодвинул папку на самый край письменного стола, так что Роме ничего не оставалось, кроме как быстро схватить ее, чтобы бумаги не посыпались на пол. Когда он открыл папку, Дмитрий, сидящий с другой стороны, небрежно прислонившись к краю стола, прищурился, пытаясь прочесть текст вверх ногами.

Но Рома сомневался, что он сумеет что-то разобрать. Дмитрию были нужны очки, к тому же освещение в кабинете господина Монтекова было чересчур ярким и резало глаза.

– Прочти это внимательно и запомни имена наших клиентов, – сказал господин Монтеков. – Но это не главная твоя цель. Прежде всего ты должен будешь отслеживать действия Алых по противодействию этому шантажисту. Не дай им получить преимущество. Если Алая банда сумеет избавить себя от угрозы, то это должно распространиться и на Белые цветы.

– Все будет зависеть от того, каким образом они этого добьются, – бесстрастно ответил Рома. – От того, найдем ли мы стоящего за этим или сумеем создать новую вакцину.

Если они отыщут шантажиста, все будет просто. Неважно, какая из сторон всадит в него пулю или нож. Мертвый он будет неопасен. Но если для противодействия помешательству им надо будет создать новую вакцину, то все будет зависеть от того, кто первым овладеет ее секретом и сможет спастись.

Дмитрий подался вперед, явно для того, чтобы что-то сказать, но, прежде чем он успел это сделать, Рома захлопнул папку.

– Так или иначе, я решу этот вопрос.

Раздался стук в дверь, и явившийся Белый цветок объявил, что господину Монтекову позвонили по телефону. Рома отодвинулся, чтобы его отец мог пройти, и тот встал из-за стола и вышел из комнаты. И как только дверь щелкнула, Дмитрий обошел стол и уселся на его место.

– Что ж, решай, – сказал он.

Рома сразу же почувствовал, как у него начинается головная боль.

– Все клиенты, перечисленные в этой папке, все торговцы, готовые переметнуться от Алых к Белым цветам – это моя заслуга, Рома. Тебе только надо нанести последний удар. Думаю, это будет нетрудно.

– Поздравляю. – Рома повернулся на своем стуле и положил руку на спинку. – Ты сделал свою работу.

Дмитрий покачал головой. Этот жест был полон притворного сочувствия, сопровождаемого неодобрением.

– Общение с торговцами – это не просто работа. Ты должен принимать их такими, какие они есть. Оказывать им уважение. Только в этом случае они будут прислушиваться к нам.

Рома был не готов выслушивать подобную ерунду.

– Они колониалисты. Они заслуживают того, чтобы мы грабили их, как они грабят других. Мы работаем с ними ради барыша, а не потому, что мы их любим. Усвой это.

Дмитрий и ухом не повел. Было трудно сказать, верит ли он в свои слова или произносит их только для того, чтобы позлить Рому.

– Значит, вот ты как? – Он положил ноги на стол. – Ты проявляешь такую враждебность к своим союзникам. И в то же время влюбляешься в своего врага.

В комнате и так было зябко, теперь же в ней повеяло ледяным холодом.

– Ты ошибаешься. – Рома встал и положил папку на стол. – Я работаю с Джульеттой Цай только до тех пор, пока не смогу перерезать ей горло.

– Тогда почему ты еще не перерезал его? – парировал Дмитрий и, отодвинув кресло от стола господина Монтекова, так далеко откинулся назад, что оно встало на задние ножки. – Почему за все эти месяцы, до того, как твой отец решил оставить ее в живых, чтобы она поставляла нам информацию, ты не выследил и не прикончил ее?

Рома вскочил, охваченный яростью. Дмитрий не стал возражать, когда он выбежал – наверняка это было подстроено, чтобы вызвать недовольство его отца, когда тот вернется и обнаружит, что Рома ушел. Ладно, пусть. Рома зашел в ближайшую пустую комнату, в темноте плюхнулся на стоящее здесь канапе и сжал зубы, чтобы не выругаться.

От канапе поднялась пыль и осела на нем. Жалюзи на окне были сломаны, и на противоположной стене серебрились неровные блики. Массивные часы в углу громко тикали.

Рома сделал выдох и сгорбился. Он устал – устал от обвинений Дмитрия. Да – когда ему было пятнадцать лет, он впервые обагрил свои руки кровью ради Джульетты. Можно сказать, это он запалил фитиль, чтобы взорвать целый дом, полный Алых. И сделал это, чтобы спасти Джульетту, чтобы защитить ее, хотя она об этом и не просила. Тогда он готов был сжечь весь этот чертов город дотла, лишь бы она не пострадала. И, конечно, ему трудно причинить ей вред и сейчас. Это значило бы пойти против самой своей сути, которая требовала защищать ее во что бы то ни стало. Даже после того, как он узнал, какие ужасные вещи она творила в Нью-Йорке, как она изменилась… она оставалась Джульеттой. Его Джульеттой.

Но теперь это было не так – она ясно дала понять, что стала другой. Он ждал, ждал и ждал. Как